Иракская война останется примером катастрофы, которая почти неизбежна, если масштабные решения, отражающиеся на всем мире, принимаются не путем рационального политического процесса, когда информация обдуманно взвешена и проведен экспертный анализ, а из идеологических убеждений, причем данные разведки фильтруются таким образом, чтобы они совпали с уже закрепившейся идеей-фикс{49}.
С самого начала ястребы в администрации, в том числе вице-президент Дик Чейни и министр обороны Дональд Рамсфельд, требовали «активных» разведданных, то есть повода для объявления войны. Министерство обороны даже создало нечто вроде теневого департамента («кабинет спецпланов»): его задача, по словам цитируемого Сеймуром Хершем в The New Yorker советника Пентагона, заключалась в том, чтобы найти доказательства того, в чем Рамсфельд и его заместитель Пол Вулфовиц были заведомо убеждены, – связи Саддама Хуссейна с «Аль-Каидой» и наличия у Ирака большого арсенала биологического, а возможно, и ядерного оружия.
При планировании наземной операции не принимались во внимание предостережения экспертов, в том числе начальника штаба сухопутных войск Эрика Шинсеки, который доказывал, что для умиротворения Ирака после войны понадобятся «сотни тысяч солдат»{50}. Его рапорт положили под сукно, как и доклады Корпорации «Рэнд» и Военного колледжа, также предупреждавшие о том, что для безопасности и восстановления Ирака после войны понадобится долговременное пребывание в этой стране крупных американских гарнизонов.
К этим выводам специалистов не прислушались (с катастрофическими для нападающей стороны последствиями), потому что они противоречили оптимистическому самовнушению администрации, сулившей, что иракский народ примет американские войска с распростертыми объятиями как освободителей и сопротивление будет минимальным. Один из сторонников Рамсфельда сравнивал предстоящее вторжение с прогулкой{51}.
В итоге в Ирак было направлено слишком мало подразделений, недостаточно для восстановления законности и порядка; подготовленный Госдепартаментом проект «Будущее Ирака» был заблокирован из-за разногласий с Пентагоном, на ходу принимались решения распустить иракскую армию и отстранить от политической жизни всех заметных членов партии «Баас». И все эти катастрофические ошибки, которых вполне можно было избежать, привели к той малоудачной форме американской оккупации, которую солдат, приписанный к силам Временного коалиционного правительства, достопамятно охарактеризовал так: «Наклеили перья и надеялись получить утку»{52}. В итоге Иракская война окажется одной из величайших трагедий начинающегося столетия: она взорвала геополитическую ситуацию в регионе, породила ИГИЛ[13] и целую цепочку несчастий для иракского народа, для региона и всего мира – конца этому до сих пор не видать.
Хотя во время избирательной кампании-2016 Трамп постоянно критиковал решение о вторжении в Ирак{53}, его администрация ничего не извлекла из ошибок, допущенных администрацией Буша во время этой ненужной трагической войны. Напротив, она проявила еще большую склонность к перепроектированию политических решений и еще большее нежелание прислушиваться к экспертам.
Так, в Госдепартаменте была проведена чистка в соответствии с обещанием Стива Бэннона[14] бороться за «уничтожение административного государства»{54} (и из-за паранойи Белого дома насчет профессионалов «глубинного государства»). Зять президента, Джаред Кушнер, тридцатишестилетний риелтор без опыта чиновничьей работы, получил карт-бланш по Ближнему Востоку, а сокращенный Госдепартамент все чаще оказывается вовсе не у дел. Многие важные должности оставались на исходе первого года правления Трампа вакантными – отчасти из-за сокращения круга обязанностей этого государственного органа, отчасти потому, что администрация не желала назначать на ключевые посты дипломатов, сдержанно относящихся к политике президента (как было в случае назначения посла в Южную Корею{55}), и отчасти потому, что специалисты по международной политике начинают покидать орган, который при новой власти перестал ценить таланты, политические знания и опыт, приобретенный в дальних краях. В сочетании с курсом Трампа на разрыв давних союзов и торговых соглашений и компрометацию демократических идеалов пренебрежительное отношение к международной политике привело к тому, что уровень доверия к США в мире в 2017 году, по данным Gallup, достиг нового антирекорда в 30 %{56} (ниже, чем у Китая, и лишь незначительно выше, чем у России).
14
Стивен Кевин «Стив» Бэннон (англ.