Такого человека было трудно вычислить, потому что Жанну любили все. Значит, этот человек был не таким, как все, или ловко прятал под маской любви и доброжелательности суть Крысы. Ничего не боялся, все рассчитал, продумал. Василию Иванычу до слез хотелось его найти.
Версия о маньяке казалась ему неправдоподобной. То, что Жанне за день до нападения отрезали волосы в метро, он был готов считать скорее глупым совпадением, чем предупреждением или намеком на серию. Случайный маньяк не стал бы искать в квартире документы на драгоценности и забирать их с собой вместе с ювелирными коробками. Скорее грабитель отрезал Жанне волосы за день до нападения, чтобы покуражиться над ней и заодно над будущими следаками. Оперуполномоченный Сонных боялся серии, но Василий Иваныч был уверен: маньяки тут ни при чем.
И в то же время Василий Иваныч отлично понимал, что при минимальных усилиях Жанну могли подставить все, кто стоял в первой линии на подозрении, имей они для этого серьезный мотив. Оставалось лишь найти его, этот мотив. Да только где? Пока что ему предстояло проверить вторую линию подозреваемых — личные контакты Жанны за пределами магазина «Солейль».
Глава 9
Она тихо выскользнула из зала на середине сеанса и присела в холле кинотеатра в мягкое кожаное кресло, положив ногу на ногу. Подвинула к себе тяжелую хрустальную пепельницу, достала сигарету и с удовольствием затянулась.
— Скучно? — спросил ее парень в форменной кепке, который отрывал билеты и выдавал наушники зрителям.
— Занудный фильм, — ответила она, мимоходом заметив, с какой простодушной жадностью парень взглянул на ее скрещенные ноги в тонких лакированных сапогах.
— В общем, тяжелый фильм, — поделился с ней парень своими соображениями. — Второй раз смотреть не станешь. Это по Сомерсету Моэму. А пейзажи Китая очень красивые, и актеры мне тоже понравились. На этот фильм все иностранцы идут, толпами.
Кинотеатр в гостинице прокатывал фильмы на английском с синхронным переводом на русский, и парень раздавал наушники русским посетителям перед началом сеанса. Сейчас он просто скучал.
— Да ну, — нудятина какая-то, я даже и смотреть дальше не хочу, — пожала она плечами и встала.
Пусть знает свое место. Будет он еще ей свое мнение высказывать.
Она зашла в туалет, придирчиво оглядела себя в зеркало и подкрасила губы. Ей казалось, будто по ее телу бегут остренькие искры знобящего нетерпения так, что к ней можно что-нибудь подключить — тостер, телик, — и все заработает от нее, как от аккумулятора.
Она выскользнула из туалета и, задрав подбородок, прошла по фойе кинотеатра к лестнице, которая вела на первый этаж отеля, с магазинами и ресторанами.
На нее пахнуло согретым ароматизированным воздухом отеля. В этой смеси был запах хорошей еды из ресторанов, с холодными крахмальными салфетками на столах. Она поймала легкую волну женских духов, след которых таял в воздухе. Когда же спустилась по лестнице вниз, на нее пахнуло теплом от разогретых лампами витрин.
Впрочем, для нее этот коридор с рядами магазинов и ресторанов в любое время года пах только одним — большими деньгами. Этот запах доводил ее до тихого экстаза. Ее просто вело от цен с тремя нолями, от золотистых названий брендов на стекле магазинных витрин, от слабого сигарного следа в воздухе, откуда-то слева.
Она дышала полной грудью только в таких местах и не могла надышаться всем этим. Любой другой воздух не шел ни в какое сравнение с запахом огромного мира, из которого взяли все самое лучшее, ценное и собрали здесь, в этом сияющем коридоре. Самое дорогое и самое лучшее. И это она шла мимо, это она дышала запахом неторопливой роскоши, это она отражалась во всех этих поверхностях — в зеркалах, в стеклах, в гладком мраморе стен.
Она и была рождена для этого — для лучшего и самого дорогого, исключительного, класса премиум-люкс! Она всегда знала это о себе, даже в своем пригородном детстве, где все окружающие ее люди лузгали семечки, матерились, пили, колотили своих жен. Она была рождена для другого — этого, настоящего, сверкающего мира, с запахом дальних стран и больших денег, которые ни к чему зарабатывать, потому что они у всех тут уже есть.
Больше всего на свете ей хотелось бы пройти сейчас весь длинный коридор походкой манекенщицы, в своих новых сапогах с острыми каблучками, но сегодня светиться в самом отеле она не могла. Она была чутка и осторожна, вошла в гостиницу через служебный вход, который вел к стоянке, поднялась в холл кинотеатра на служебном лифте. Но интересовал ее совсем не фильм по Сомерсету Моэму — о каком-то малахольном англичанине, который поехал в Китай да еще бросил свою жизнь на то, чтобы лечить китайцев от эпидемии холеры.