– Весть старшему царевичу уже направлена, и не одна, но это займет время, – сказал Усерхат, уловив ход его мыслей. – Главное, чтобы он все еще был жив… потому что за эти два года доходили разные слухи. В народе многие считают, что он уже погиб как герой, хоть и не было провозглашено ни о погребении, ни о трауре. Да мало ли что люди болтают… кто-то даже считает, что он предал нас, заключив договоры с врагом. Но я лично в это не верю, потому что хорошо знал его. В придворных делах он не настолько искусен и сведущ, зато военачальника лучше, чем он, еще поискать.
Нахт понимающе кивнул. Как воин, он бы предпочел видеть на троне хорошего военачальника, способного вести за собой остальных, чем хитрого придворного. А тем более раз этот военачальник был избран самим Владыкой прежде – ведь ясно же, что избран не просто так.
Усерхат устало потер лицо ладонью.
– Теперь что касается этой девушки… жрицы Инпут, за которой ходят все некропольские псы.
– Слава Богам, не все, – фыркнул меджай.
– Я слышал кое-что, что пришлось мне не совсем по нраву, но мне нужно время, чтобы разобраться. Пока я считаю, что вам обоим лучше остаться здесь. Чем меньше будут о вас вспоминать, тем лучше, ну а в гарнизон никто просто так не явится. Наблюдай за ней и доложи, если заметишь что-то не то.
– В ней много странного, не скрою, но опасной она не кажется.
– Всякое бывает, уж поверь. Возможно, позже я попрошу тебя наведаться в Ипет-Сут[41]. Ты и без меня знаешь, с кем лучше поговорить, если хочешь выведать больше о делах жрецов…
Нахт привычно напрягся. Эти встречи никогда не давались ему легко, и без крайней необходимости он старался не посещать центральный храм Амона.
– В сложное время даже худой союзник – все-таки союзник, – мягко проговорил Усерхат. – А время сглаживает все противоречия.
– Не все, – сухо ответил меджай.
Командир вздохнул, качая головой.
– Отдохни пока. И обязательно загляни к Садех – она о тебе спрашивала. Только помойся сперва – ты ее знаешь, – добавил он, усмехнувшись.
Нахт не удержался от улыбки, хоть на сердце и было тяжело. Нагоняи от госпожи Садех он помнил с детства, и неизвестно еще, кого в гарнизоне боялись больше – ее или командира.
Новости настолько потрясли воина, что проще было не думать об этом вовсе, хотя бы перед самим собой сделать вид, что все по-прежнему. Земля Кемет без посредника между народом и Богами, без защиты Маат была слишком уязвима, и что мог поделать с этим один меджай? Правильно говорил Бек – все, что происходило сейчас, было не их ума дело. Хорошо хоть со всем этим было кому разобраться – чиновники Пер-Аа, военачальники, старшие жрецы, разбиравшиеся в таких вещах. Но каково это, стоять на последних рубежах, где никто не встретит угрозу, кроме тебя? Каково было тому же Усерхату со всем бременем его знаний и ответственностью за стольких людей? Все-таки Нахту и другим было проще – они шли за своим командиром, и их не тяготила ноша принятия решений. Как говорил один жрец, от знаний скорбь только множилась. Пожалуй, сейчас воин понимал это как никогда.
Усталость давала о себе знать, хотя долгожданное омовение немного помогло освежить разум, не только тело. Как ни смешно, он не был уверен даже, что сегодня будут силы – да и настроение – пропустить кружечку-другую с товарищами. Вот к госпоже Садех он обязательно должен наведаться, чтобы ее не расстраивать. Но сначала Нахт пошел к Имхотепу, удостовериться, что с гостьей все в порядке.
«А если эта жрица в самом деле не совсем уже человек и потому так не хотела оставаться у лекаря?» – возникла неприятная мысль, но воин отмел ее.
Если Шепсет была созданием Дуата, Имхотеп поймет это и предупредит их.
Жрец встретил воина приветливо Нахта, но вглубь дома звать не стал.
– Спит, – тихо пояснил он, коротко кивнув в сторону дальней комнаты.
– С ней… все хорошо? – спросил меджай, не зная, как лучше уточнить то, что его беспокоило.
– Изнеможение крайнее. И я бы сказал, – Имхотеп понизил голос еще больше, – что она пострадала от сильного проклятия, раскалывающего душу. Это не дает ей восстановиться до конца… но притом раны ее заживают даже быстрее, чем на…
41
Ипет-Сут (др. егип.) – дословно «Самое избранное/совершеннейшее из всех мест». Древнее название Карнакского храма, основного культового центра бога Амона и всей фиванской триады, в которую входят так же богиня Мут и бог Хонсу.