– На собаке, – подсказал Нахт.
– Да, точно, – закивал жрец. – В ходе пути она сильно сбила ноги, но когда я помог ей обработать ступни снадобьями, эти следы затягивались чуть ли не на глазах. А рана под повязками… Она особо не рассказывала, что случилось, но я подумал – раз наложены были повязки, значит, и рана сравнительно свежая?
– Несколько дней, насколько я могу судить, – ответил Нахт, удивленный наблюдениями целителя.
Имхотеп поджал губы, качая головой.
– Что?
– Там остался только тонкий шрам, – объяснил жрец.
– Но этого не может быть, – выдохнул меджай. – Я же сам видел. Было столько крови… разве что края словно слиплись… словно этой ране…
– …уже не один день, – закончил целитель.
– И бальзамировщик тот сказал, что сшивать не придется…
– Ага. Как ты сказал? Бальзамировщик? – переспросил Имхотеп. – То-то я смотрю, разрез такой очень… характерный. Искусно нанесен, аккуратно. Я бы сказал, обсидиановым ножом – самым острым, что у них есть.
– Чтобы вынуть внутренности, – вспомнил Нахт. – Я слышал.
– Значит, дня три-четыре назад она еще истекала кровью? Этому шраму уже не один месяц. Уж поверь, я на них насмотрелся.
Меджай задумчиво потер висок. Он помнил, сколько было крови, когда Шепсет выбежала из зала, когда он нес ее, без сознания, и укладывал на ритуальный стол. Но как такое возможно?..
– Она… точно человек? – тихо спросил Нахт, внимательно глядя на жреца.
Имхотеп ответил не сразу, задумчиво посмотрел на собак, собирающихся у его дома. Той большой, черной, не было видно – наверное, она осталась подле Шепсет.
– А что делает нас людьми? – наконец задумчиво проговорил целитель. – Целостность души? Хрупкое тело, которое так трудно сохранить в вечности? Тело у нее не такое уж хрупкое… а душа не целостна… Но я бы все-таки сказал, что она человек. По крайней мере, считает себя таковым.
– Бальзамировщики убеждали нас, что она мертва, – выпалил Нахт прежде, чем успел как следует подумать. Изначально он не собирался напрямую обсуждать это ни с кем, кроме Усерхата.
Имхотеп коротко рассмеялся.
– Нет, если ты об этом – то вполне жива. Она нуждается и во сне, и в воде, и в пище. Да ты ведь и сам это видел. Но ее природа… как бы так сказать… Я бы с радостью понаблюдал за ней подольше. К тому же, я хочу помочь ей восстановить целостность, если это вообще в моих силах.
– Не можешь устоять перед тем, чтобы вылечить то, что больно, – беззлобно подначил его Нахт.
– Именно так.
– Командир сказал, что она пока остается здесь, с нами. Так что наблюдай, сколько тебе угодно. Да и лучше будет, если она пока поживет у тебя…
– А, опасаешься, что люди судачить начнут, – усмехнулся Имхотеп. – Несколько ночей под общей крышей, когда тому есть свидетели – и вот у тебя уже будет необычная жена.
Нахт отмахнулся, но пренебрегать этой традицией все-таки не хотел. Если уж он когда-нибудь и введет женщину в свой дом и проведет там с ней несколько ночей, то не по чистой случайности и необходимости.
– Ладно, не буду тебя больше задерживать, да и ночь уже близится. Спасибо, что рассказал, мудрый.
– Шел бы ты сам отдохнуть, мальчик. Хоть и крепкий, точно бык, но все ж прислушиваться к нуждам тела надо вовремя, а то потом будет поздно.
Выслушав привычное напутствие целителя, меджай чуть поклонился и покинул дом. Наблюдения Имхотепа только добавили вопросов, которые и без того множились, словно саранча.
– Боги, Нахт, ну неужели, наконец, дошел до меня! – всплеснула руками госпожа Садех, встречая его на пороге. – Давай-давай, проходи же.
– Я сегодня ненадолго, – смущенно улыбнулся меджай, обнимая женщину.
Она всегда пахла медом и выпечкой, такая теплая, словно наполненная солнечным светом.
Родом Садех была из южных сепатов, что ближе к царству Куш, и кожа у нее была еще темнее, чем у Нахта, а черные волосы вились мелкими кольцами. Ростом она была невысокая, под стать своему супругу, округлая, как статуэтки богинь плодородия из далеких краев, и очень красивая этой своей необычной красотой.
– Ну а как же покушать? Мой Усерхат ведь не заставил тебя докладывать на голодный желудок?
– Нет-нет, мы плотно поели.
– Славно. Но от сладких булочек ты еще никогда не отказывался. Сегодня с инжиром. Садись.
Садех утянула его вглубь дома, сломив любое сопротивление. Да и кто в здравом уме мог отказаться от ее угощения? Она пекла лучше всех на обоих берегах Уасет, в этом Нахт был совершенно уверен. И надо же, как странно совпало… именно пышными булочками с инжиром Садех когда-то соблазнила мальчишку, горевавшего по отцу и твердо вознамерившегося отправиться в Дуат следом, хотя бы притронуться к еде.