Шепсет чуть улыбнулась, поглаживая собаку.
– Да и откуда тебе было знать, если я сама предпочла забыть. Такой вот ты меня и нашел – тенью, боящейся звука собственных шагов. Спасибо, что не оставил меня там.
Нахт смущенно пожал плечами – иначе он все равно не смог бы. Ну не бросать же ее, если уже защитил.
«Ты не знаешь, кто она… Не знаешь, что она совершила, глупый ты мальчишка…» – вспомнились слова жреца. Теперь, когда меджай знал куда больше, чем тогда, он понимал: бальзамировщики действительно считали ее убийцей. Или все-таки были заодно с заговорщиками, о которых рассказала Шепсет?
– Старший бальзамировщик Павер, о котором ты упоминала, мертв.
– Откуда ты знаешь? – удивилась жрица, поднимая на него взгляд. Глаза у нее были просто огромными, темно-сердоликовыми, как у этой странной собаки.
Нахт вздохнул, коротко рассказал ей о том, что случилось в мастерской. И о случайной смерти Па-вера, и о том, как один из подручных прокрался в зал подготовки, чтобы завершить начатое – упокоить ее. Не упомянул он только о предложенной бальзамировщиком сделке.
«Мы готовы будем забыть то, что сделал ты, если дашь закончить дело…»
– Так они… в самом деле хотели мне смерти? – голос Шепсет, теперь уже вполне живой, приятный, надломился, и Нахт испытал то же острое чувство жалости, которое изначально заставило его вступиться за нее.
– Они боялись тебя, это точно.
Лицо девушки, обычно и так выражавшее мало эмоций, застыло. Что он такого сказал?
– Эй… – тихо позвал воин, коснулся ее пальцев. – Сейчас все уже хорошо. Ты в безопасности.
Она вцепилась в его руку, как в тот вечер, когда он вел ее через сады. Как недавно, когда она возвращалась после первой встречи с Усерхатом и почти теряла сознание. Нахт коротко сжал ее ладонь в ответ.
Посмотрев на их сцепленные пальцы, жрица запоздало отняла руку, обняла себя за плечи, словно ей вдруг стало холодно. Некоторое время они молчали – только ветер шептал в ветвях, и ночь в некрополе оживала таинственными звуками.
– А кто это, госпожа Мутнофрет? – вдруг спросила она.
Нахт не ожидал такого вопроса и не сразу нашелся с ответом.
– Очень влиятельная жрица, – нехотя ответил он. – Певица Амона[64]из Ипет-Сут.
– А почему ты думаешь, что она нам не поможет?
Воин понимал, Шепсет спрашивала без всякого злого умысла, потому что просто не знала, но его все равно раздражали эти вопросы. Да и как ей объяснишь?
– Скажем так, я уже имел с ней дело и хорошо знаю, о чем говорю.
– О…
Повисла неловкая пауза. Нахту очень хотелось перевести тему, и к тому же ему действительно было интересно.
– А ты… правда так хорошо знала Владыку Усермаатра-Мериамона, да будет он вечно жив? Какой он был? Даже не представляю, каково это… состоять в свите Пер-Аа…
– Невероятно, – тихо ответила Шепсет. Ее голос наполнился теплом, почти благоговением, с каким жрецы обычно рассказывали о своих Богах. – Я никогда не встречала таких людей. В его присутствии солнце сияло ярче, понимаешь… Когда он смотрел на тебя, ты словно становился… лучше. Самим собой, только более совершенным.
– Он человек? Или в самом деле живой Бог?
– И то, и другое. Сложно объяснить… Человек, со своими печалями, умеющий находить радость в простых вещах. Могучий сияющий дух, которому слишком тесно в ветшающем теле. А когда он проводил ритуалы, казалось, Та-Кемет поет ему в ответ, отзывается его зову, дышит в такт его поступи. Такого я не видела даже у Верховных жрецов. Служить ему было большой честью… и радостью. Я была счастлива рядом с ним. Понимала, как мало могу дать в ответ, но он ценил это. Ценил верных людей рядом.
Девушка говорила о Владыке с такой любовью, что Нахт невольно задумался. Она в самом деле была одной из его наложниц? И не спросишь ведь…
– Похоже, ты очень любила его.
– Очень, – просто ответила Шепсет. – Его нельзя было не любить, как нельзя не любить свет ладьи Ра, дающий жизнь.
Нахту еще о многом хотелось ее расспросить. Каково это – каждый день проводить в сиянии Силы Пер-Аа? Каково видеть высших Та-Кемет, решающих судьбы народа, и говорить с ними? Все это казалось ему далеким, недосягаемым, как сокрытые святилища Богов.
– Прости, я очень устала. Пока не совсем восстановила силы, да и день был настоящим испытанием. Доброй ночи, Нахт.
Она чуть склонила голову, попрощавшись, и пошла в дом.
– Погоди… Как зовут твою мать и сестру?
Шепсет обернулась через плечо, посмотрела на него с немым вопросом, и меджай кивнул. Ее лицо осветила улыбка.
64
Певица Амона – титул, который носили некоторые женщины из высшего сословия, пользовавшиеся большим влиянием. Жрицы, исполнявшие священные гимны в ритуалах бога Амона.