Усерхат, которому Нахт доложил обо всем тем же вечером по прибытии, тоже, кажется, немного воспрял духом.
– Что бы ни творилось сейчас во дворце – им не все равно, это главное, – сказал он. – Пытаются, как могут, сохранить то, что важно. Вот и мы свой пост не оставим.
Позже, когда воин заглянул в дом Имхотепа к Шепсет, чтобы сообщить ей – он понял, что все оказалось не зря. Нет, она не прыгала от радости и не рассыпалась в благодарностях – просто сжала его руку и так заглянула в глаза, что он готов был повторить сложный путь патруля еще несколько раз, причем завтра же.
Дни в гарнизоне потекли своим чередом.
Насколько мог судить Нахт, Шепсет понемногу осваивалась и охотно помогала Имхотепу. В целительских делах она и правда что-то понимала не только на словах. И жрец, у которого так долго не было толкового помощника, не мог нарадоваться. Они подолгу что-то обсуждали, вместе заготавливали снадобья, и Шепсет взяла на себя часть его обязанностей, помогая жителям селения.
Жрицу нельзя было назвать общительной. В том, что не касалось дел, она старалась держаться особняком, предпочитая общество собак. Разговаривала она свободно, без настороженности, только с Имхотепом и Садех, иногда – с Нахтом, когда им удавалось перемолвиться словечком. Меджай ценил ее доверие, теперь уже понимая, что после всего пережитого ей действительно было сложно с людьми. Ей нужно было время, чтобы привыкнуть и не ожидать удара в спину. Да и изначально, по характеру, она была, кажется, более замкнутой, чем ее сестра Хенет. А может, еще и служение Богам мертвых накладывало свой отпечаток. Мертвые ведь не настолько докучают и не слишком славятся общительностью, слава Богам.
Но местных ее закрытость не останавливала. Нахт хорошо знал своих соседей, знал их доброту и неуклюжее, порой излишне настойчивое дружелюбие. Новая лекарка им нравилась, да и по-прежнему была для них чем-то диковинным. И это ведь они даже малой части о ней не знали! Вот уж удивлялись бы… или ужасались, тут Нахт не был уверен.
В общем, в одиночестве Шепсет оставляли редко – то и дело приходили к ней под каким-нибудь благовидным предлогом. За глаза ее так и называли «собачьей жрицей» – не потому даже, что знали, из какого она культа, а потому что за ней по пятам ходила черная собака и все местные псы.
Не отставали от псов и дети. Поначалу побаивались ее немного, потому что разговаривала она с ними сухо и строго. Это изменилось, когда она вылечила сына Хархафа, местного кузнеца. Мальчишка слег с горячкой и мучился кошмарами. Что уж там с ним сделала Шепсет, знал, наверное, только Имхотеп. Но горячку как рукой сняло за один вечер, да и кошмаров как не бывало.
Мальчишка прожужжал друзьям все уши, что «собачья жрица» умеет отпугивать тех, кто приходит из темноты. Теперь дети бегали за ней как щенки, таскали ей «подношения» в виде фруктов и сладких медовых сот и все просили рассказать и научить. Притом рассказывать они просили страшные истории, а научить – как отпугивать героев этих самых историй. И хотя Шепсет по-прежнему держалась с ними строго, явно не в восторге от их постоянного внимания – младших обитателей гарнизона это уже не смущало.
Нахту все это показалось очень любопытным, но делиться с ним своими секретами детвора не пожелала.
– Все равно не поймешь, – заявил ему их главный заводила, тот самый сын кузнеца. – Ты уже слишком взрослый и скучный.
С этим трудно было поспорить.
– Так ведь и Шепсет уже взрослая?
– Но не скучная. И знакома с самыми настоящими чудовищами, – доверительно добавил мальчишка, но прикусил язык, словно сболтнул лишнего, и больше из него было не вытянуть ни слова.
Меджай решил, что лучше как-нибудь спросит у самой Шепсет, когда представится случай поговорить по душам.
И так хотелось верить, что о них все забыли. Хоть ненадолго сделать вид, что в жизни есть только привычные, понятные сложности, с которыми встречаешься каждый день. Но Нахт был не настолько наивен. Как и сказал Усерхат: все было лишь вопросом времени. Так и случилось – патруль принес в гарнизон новости, что вскоре сюда прибудет военачальник Хаэмуасет. Это был один из «влиятельных друзей», на чью помощь рассчитывал Усерхат.
Глава XVII
1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Гарнизон гудел, готовясь к прибытию высокого гостя. Улицы были выметены с таким тщанием, словно ветра Дешрет не приносили сюда ни единой лишней песчинки, оружие и доспехи – начищены до блеска. Воины, конечно, немного волновались, хотя никто не собирался устраивать им смотр. Усерхат напомнил всем о выучке и дисциплине, но скорее для порядка – он знал, как серьезно его люди относятся к своему долгу.