1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Меджай чувствовал, как нарастало внутри напряжение по мере того, как они приближались к храму. Он вспоминал, как когда-то несоизмеримо давно проходил по сакральному полумраку гипостильного зала среди огромных необъятных колонн, и солнечный свет лился призрачной сеткой из окон под недосягаемо высокими потолками. Вспоминал, как оказался здесь на одном из ночных ритуалов, когда колонны и статуи мистически подсвечивались огнями светильников, и голоса жрецов и жриц лились по переходам храма, словно песнопения самих Богов и духов. Вспоминал и уютные утра в одной из дальних галерей, выходящих на сад, где в тенистой прохладе ему подавали сладости и холодный ягодный напиток, а он все ждал, ждал, когда же придет госпожа, когда найдет для него время…
В одну из таких галерей с резными колоннами провели их с Шепсет. В саду щебетали беззаботные птицы, приветствуя новый день. Издалека доносился перезвон струн арф и тонкие переливы флейты – жрецы возносили почести триаде Богов.
Одна из храмовых кошек с желтоватой шерстью прошла мимо, потерлась об угол прохода, но заметив собаку, выгнула спину и зашипела. Что до самой собаки – та даже ухом не повела, степенно села на краю галереи, глядя в сад.
Молчаливые слуги пригласили гостей присесть на разноцветных тканых коврах, накрыли изысканный завтрак из горячей приправленной ягодами каши, свежих лепешек с сотами золотистого меда и фигурно выложенных фруктов. Перед черной собакой поставили полную миску прохладной воды и разложили нарезанное тонкими ломтиками парное мясо.
Шепсет грациозно села у стола, омыв руки в предложенной ей чаше. То и дело она бросала на своего спутника любопытные взгляды, но мед-жай их старательно не замечал. Очевидно ей было интересно, почему его принимал здесь с таким почтением. Нахт давно не появлялся в храме, но был к такому привычен. Да и сама жрица разве не привыкла к роскоши за время жизни при дворе?
– Госпожа Мутнофрет скоро к вам присоединится, – с почтением проговорила одна из служанок и удалилась, оставив их наслаждаться завтраком.
– Тебя здесь, похоже, хорошо знают, – проговорила Шепсет.
Нахт пожал плечами, сосредоточившись на горячей каше. Раз уж накрыли стол – не пренебрегать же предложенным угощением. Даже черная собака не пренебрегла, изящно слизывая кусочки мяса. Жрица сдалась, решила пока не спрашивать, и некоторое время они молча наслаждались утренней трапезой.
А потом пришла она. Остановилась на вымощенной каменными плитками тропинке, ведущей в галерею. Колышущиеся ветви деревьев набрасывали на нее причудливый узор, обрисовывая тенями складки и плиссировки белых драпированных одеяний. Солнечный свет играл в золотых украшениях, вплетался в бусины, украшавшие сложную прическу. Тонкий макияж скрадывал бремя прожитых лет, подчеркивал утонченную красоту, пленившую столько сердец. Пронзительный взгляд золотисто-зеленых глаз, подведенных черной сурьмой и темным малахитом, был устремлен только к нему, не к Шепсет. Тонкие губы, которых так редко касалась улыбка, чуть дрогнули. Голос у нее был нежным, богатым интонациями, зачаровывающим своими переливами – она ведь была одной из лучших жриц, воспевающих величие Амона. Но воин знал, как в этот голос могут вплетаться ядовитые вкрадчивые нотки и острые иглы.
– Ну здравствуй, Нахт. Даже в Опет ты не нашел время навестить меня. Но что бы ни привело тебя сегодня – я рада этому.
Нахт поднялся и учтиво поклонился ей, ни словом, ни жестом не показав, что на самом деле связывало их. Напряжение, сковавшее его внутри с тех пор, как он приблизился к храму, сейчас достигло своего пика.
– Госпожа Мутнофрет, мой командир Усерхат шлет вам теплый привет. Боюсь, нам нужна очень ваша помощь.
– И, очевидно, эту помощь вам больше негде получить, раз уж ты решился прийти.
Жрица мелодично рассмеялась, проходя в галерею, и грациозно села напротив своих гостей. Словно из ниоткуда вырос предупредительный слуга, поднес ей фрукты и кубок с прохладным напитком и тут же исчез.
Шепсет тоже успела подняться и почтительно поклониться и теперь тихо села рядом с Нахтом, сложив ладони на коленях. Ее манеры были безупречны, выдавая придворное воспитание. В гарнизоне это не так бросалось в глаза, но сейчас, глядя на нее в обществе Мутнофрет, Нахт не мог этого не отметить.
– Я помню тебя, – вдруг сказала Певица Амона, приветливо обращаясь к девушке. – Хекерет-Нэсу из ближайшей свиты Владыки. Моя добрая подруга Тия всегда так хорошо о тебе отзывалась.