Жрец чуть улыбнулся.
– Я не проиграл, – прошептал он чуть слышно. – Посмотри, забрал у него то, что он принес… здесь, где твои корни…
Он вложил что-то в руку девушки, сжал ее пальцы слабеющей рукой. Сквозь мутное стекло выступивших слез Шепсет увидела фигурку – восковую фигурку с ее лицом, как во сне.
Имхотеп провел пальцем по воску, стирая узор надписей и ее имя, дававшее заклинаниям силу. Дернул иглу, пронзавшую сердце – средоточие мыслей и чувств.
– Вот так… – выдохнул жрец, откидываясь на спину. Его лицо было таким умиротворенным, словно он никогда не знал боли. – Пора тебе стать собой…
«Возможно, чтобы выйти к самой себе навстречу, тебе тоже нужно пережить некое значимое событие…»
В тот миг, когда она услышала шелест легких крыльев его смерти, Шепсет поняла вдруг, что, как когда-то, словно смотрит в более темное свое отражение, а потом вдруг оказывается с ним спина к спине, разделенная и единая.
Восковая статуэтка в ее руках, собранная из плохо подогнанных друг к другу фрагментов, раскололась на части.
А части ее самой сошлись воедино…
Эпилог
Шепсет стояла, прислонившись плечом к порталу незаконченной гробницы, глядя на некрополь, на уходивших в гарнизон меджаев, уносивших с собой тело Имхотепа. Рассеянно она поглаживала черную собаку, сидевшую у ее ног. Наверное, она должна была испытывать радость победы и глубокую скорбь, но внутри осталась только тишина. Хрупкая тишина, как перед рассветом, когда есть еще время народиться надеждам нового дня.
Нахт остановился рядом, провожая взглядом процессию. Его лицо было спокойным и серьезным.
– Пойдем, – тихо проговорил меджай, протянув ей открытую ладонь. – Ладья чати не будет ждать нас. До рассвета не так уж много времени…
Взгляд жрицы коснулся его наскоро обработанных перевязанных ран, скользнул по хопешу, на котором не осталось следов крови, ведь потусторонние твари не кровоточили.
– Ты проводишь меня и вернешься в Ипет-Сут? – спросила она, вкладывая ладонь в его. Даже во внутренней тишине оставалось место надеждам.
– Конечно нет, – усмехнулся Нахт. – У меня приказ.
Шепсет опустила взгляд, вспоминая, как он догнал ее на тропе. И пришел в сопровождении храмовых воинов – а значит, с благословения госпожи Мутнофрет. Какую же сделку ему пришлось заключить?
– А как же обещание? Цена за помощь? – спросила она.
– У всего есть цена. И эту придет время платить, просто чуть позже, – ответил меджай и повел ее прочь из некрополя.
На рассвете ладья покидала берега Уасет, плавно рассекая темные воды Итеру. Небольшая группа жрецов и воинов провожала их на пристани, возглавляемая Певицей Амона.
Позади оставались белые стены храмов Сокрытого Бога, изумрудные сады и рощи, нежащиеся в матовой утренней дымке. Стоя у борта, Шепсет вглядывалась в очертания Западного Берега, в красноватые скалы, вызолоченные восходящим солнцем. Ее взгляд едва различал Храм Миллионов Лет и уж тем более не различал спрятавшийся среди каменистых холмов гарнизон Долины Царей, успевший стать ей домом.
Нахт стоял рядом – ее надежный страж, выбранный для нее Богами. Неотрывно глядя на берег, он поглаживал черную собаку. Шепсет хотела обернуться к нему, поблагодарить…
В следующий миг видение из кошмара наложилось на образ умиротворенного утра древней столицы.
Свет полыхнул красным заревом догорающего заката. Воды Итеру стали алыми, словно расплавленная медь…
Западный Берег горел в лучах умирающего Атума.
И она не могла сделать ничего – лишь надеяться, что это видение не сбудется никогда.
Хрупкая вязь рассветных лучей золотила дворец, прокрадываясь сквозь тонкие занавеси. В садах уже звенели трели первых птиц, приветствующих новый день, и легкий ветерок доносил ароматы цветов.
Девушка проснулась куда раньше, чем собиралась. Как следует потянулась, грациозная, словно кошка, но когда открыла глаза – поняла, что оказалась одна на своем ложе. Должно быть, это ее и разбудило.
Владыка Рамсес стоял у окна, вглядываясь в сад – прекрасный, как молодой бог. Солнечный свет вызолотил его кожу до оттенка светлой бронзы, точно у храмовых статуй. Черные вьющиеся волосы, не скрытые драгоценным убором, падали на лицо мягкой непокорной волной. Золотой браслет, инкрустированный сердоликами, неизменно охватывал руку выше локтя, подчеркивая рисунок мышц.
Ими улыбнулась, любуясь. Он был ее, теперь только ее. Мурлыкнув, жрица Бастет подошла к Рамсесу, потерлась о его плечо, обнимая сзади за пояс. Но он не обернулся, не обнял ее в ответ.