С какой жадностью он теперь уцепился за возможность попасть к ней в дом! Он, конечно, прекрасно знал, где она жила. Дом на улице Горького, почти рядом с Моссоветом (ныне мэрия). Но он еще поломался, расспрашивая, не вернутся ли родители, не очень ли стремно и как идти. А идти было очень просто, по бульвару, а потом направо, мимо углового дома с башней, на котором раньше стояла фигура легконогой девушки. Девушку сняли, говорили, что моделью послужила знаменитая балерина. А балерина состояла в подругах у Сталина. Он еще покрутил, что в его Бескудникове — этот район наверняка снесут во время нынешних модернизаций и обновлений жилого фонда, и вместо уютных, правда без лифта, пятиэтажек, построят современный высотный Детройт, похожий на экологически чистую резервацию будущего, — он еще бормотал, что в холодильнике в Бескудникове у него бутылка холодного шампанского, но сам уже насторожился, как лис, почуявший теплый курятник.
Просчитался он только в одном — в просторном холле подъезда сидела доброжелательная старушка с выправкой капитана КГБ. Как же мне теперь уходить, думал он, чтобы не засветиться? Он был впервые в доме советской знати, поэтому чувствовал себя исследователем и летописцем.
До сих пор эта квартира, в деталях, стоит у героя перед глазами. Сейчас, когда он наивно думает, что так, наверное, живут сегодняшние олигархи, герой представляет именно эту квартиру. По сегодняшним меркам так не живут и средние чиновники госкомпаний, живут лучше! Впрочем, многое зависит от их предприимчивости. Тогда герой с пьяной жадностью обнюхал всю эту ситуацию. Он даже не мог себе представить, что в недрах обычного московского дома, правда, стоящего на одной из центральных московских улиц, могли таиться такие загадочные апартаменты. Во-первых, огромный холл, вернее, центральная комната, которая была чем-то вроде гостиной. Она, наверное, мыслилась как некая зала, в которой отец его временной возлюбленной должен был, чтобы не ударить, как говорится, в грязь лицом, принимать отфильтрованных госслужбами, а может быть, и неотфильтрованных гостей из-за рубежа. Огромное помещение, каким-то образом, уже, видимо, при начале строительства, было выкроено из общего объема. Может быть, комната, похожая на залу, заходила своими объемами и в соседней подъезд? Но это уже инженерия. Сейчас богатые люди, скупив квартиры в многоэтажках, расширяют свои владения, ломая перегородки и пытаясь превратить первоначально скромные жилища в подобие дворцовых покоев. В этих усовершенствованных современным дизайном помещениях очень нелепо смотрится лепнина, декоративные «под старину» балки и другой стилизованный декор, изготовленный на фабриках и продающийся на строительных дворах.
Во всю ширину и длину холла лежал огромный, видимо, тоже произведенный по спецзаказу, ковер. По крайней мере ковер был такого размера, что в соответствующие времена в магазинах не продавался. Мебели было немного, но она стояла не так, как обычные граждане привыкли расставлять мебель в своих квартирах. Несколько диванов не жались по стенам, а стояли свободно, отступя от окон и стен, почти как в американских фильмах. Был ли телевизор? Честно говоря, автор не помнит, так же как и какая была люстра. Герой не обратил на это внимание. Может быть, временная юная возлюбленная не включала полный свет, при котором все можно было разглядеть, а сознательно для интима оставила все в полумраке? Именно поэтому лакуны в восприятии автора и остались. Автор запомнил несколько зарубежных журналов на низких столиках возле диванов, а герой — фантастическую радиолу. Вживую герой тоже никогда раньше не видел ничего подобного. Это был агрегат, похожий на те, о которых все слышали или даже видели в редком, как жар-птица, американском кино. О звуке и пластинках говорить не приходится. У автора сейчас на даче целая гора этого нынче дорогого и редкого винила. Что толку? Это все какая-то чистая классика от Чимарозы до гениального Свиридова и Шостаковича. Тогда все гонялись за изданиями фирмы «Мелодия», писавшей свои музыкальные шедевры в здании лютеранской церкви. Американская и английская классика джаза и зарождавшаяся культура английских «Жуков» были недоступны. Здесь же наличествовал полный и демонстративный набор. Но представительский цирк на этом не заканчивался. Мельком, через свое нетрезвое сознание автор обратил внимание еще и на полку с собранием сочинений Достоевского. Кто бы мог ожидать здесь любителей! Но главное, что принуждало цепенеть, все-таки музыкальный агрегат... Он сам запускал по очереди пластинки, сам их переворачивал и безо всяких пауз одну серию дисков менял на другую. «Агрегат» был символом свободной жизни за железным занавесом и политическими барьерами. А вот мы какие!