Теперь об английском языке можно было забыть, ведь что такое «языковые тысячи» при заочном обучении! Они, если ты не учился в спецшколе и происходишь не из благородной еврейской семьи, лишь докука.
Поводов и стимулов учить язык не имелось. Иногда тоска по неосвоенному появлялась как некое предостережение: а что станешь делать в будущем? Или как препятствие на пути возможных осуществлений. Другой мир, существовавший как цветные вкладки в журнале «Огонек». Сообщения по радио и телевидению из далеких краев оказывались слишком нереальными, чтобы ради них вырывать время у радости и полноты жизни. Какая жалость, что так называемая правда жизни и унылые воспоминания подлинности мешают герою по-настоящему развернуться! Автор по натуре конформист, лепящий все, что он пишет или писал, из собственного ничтожного опыта. Где, собственно, отважная биография, участие в воровской шайке, квартирный подлог, подделка завещания, грабеж госказны, что нынче типичное и отчасти богоугодное дело, где спекуляция валютой, а в перестройку на ранних ее этапах перепродажа компьютеров? Правда вообще очень мешает литературе. Ну а все-таки, если чуть-чуть по правде? Признаемся: что-то автор уже начал получать от жизни. Недаром юность ушла на неграмотные стихи и прозаические побасенки. И как всегда, когда обмелело симпатичное личико, когда что-то внушили университетские аудитории, когда надо было приниматься думать о хлебе и бутылке молока на завтра, пришлось двигаться в сторону все той же нематериальной области жизни. Слово за слово привело к кассе в редакции сначала одной газеты, потом другой, да и где только наш автор, ведя за собой и своего героя, не побывал, включая телевидение! Нет, определенно было приятно, когда в винном отделе магазина опытная раздатчица счастья могла спросить: «А не вас ли я видела по ящику?»
Справедливая тоска по невыученному английскому языку возникала только в исключительных обстоятельствах. Герою исполнилось тридцать, легкомысленное счастье казалось еще впереди, и чужой язык существовал как вполне досягаемый. Надо будет — выучу. Иногда героя охватывала невероятная тоска. Телевизионные и газетные друзья героя, конечно, менее талантливые и способные, чем он, оказывались где-то далеко. Они подмигивали ему через камеры телевизора, установленные в других странах, или, приезжая в отпуск, привозили — знак превосходства! — бутылку виски или авторучку с раздевающейся, когда ручку переворачивали, дамой внутри крошечного окошечка. Мило и забавно. Вот что значит знать иностранный язык! А ведь, казалось, и он мог бы общаться со своими друзьями и легкомысленными подругами исключительно при помощи эфира, дующего с далеких континентов. А о всех других радостях жизни, которые ждали его возле иных пенатов, ни герой, ни автор как-то и не задумывались, пока не представлялся особый случай.
Она появилась в их рабочей комнате так, как могла появиться королева в хижине дровосека. Это была общая рабочая, где-то в специальном агентстве комната, население которой, лихая молодежь, счастлива уже тем, что бегает по столице и окрестностям, собирая мелкую информацию. А ведь могли бегать и какие-нибудь другие! Эту общую комнату с мебелью 1960-х годов, модной и современной в то время, герой предлагает автору не описывать. Все это тысячу раз все видели еще в советском кино, и тогда какой смысл тратить слова? Автор полностью согласен со своим, родственным ему героем, потому что автор считает: ныне так называемые писатели и даже настоящие писатели слишком уж красочно живописуют то, что подробно и хорошо всем известно. Зачем? Единственное, что надо бы отметить, комната была, конечно, — это всегда на экране или плохо видно, или не видно вовсе — комната была крепко запылена, захламлена, по столам валялись не только бумаги, но и недоеденные булки. Принесенные из дома чашки стояли с холодным чаем, и везде недогрызенные конфеты и фантики от них. А вот что совершенно необходимо сказать, то есть дополнительно описать, хотя это относится в том числе и к «звуковому оформлению»: на каждом столе стояла пишущая машинка. Нет, не современный, плоский, как бутерброд в театральном буфете, персональный компьютер. Не было на залитых эпоксидной смолой столах и компьютерных экранов, что сегодня в любом офисе, где много молодежи, создают лукавую атмосферу: то ли все дружно и сосредоточенно работают, то ли переписываются с подружками или разглядывают порносайты. На каждом столе кроме груды бумаг царствовала, еще раз повторимся, — пишущая машинка. Какие божественные разностилевые концерты, наподобие музыки Шенберга, звучали в комнате!