— Еще чего, — возразила Сатипи. — Нофрет одна, а нас много. Какая у нее власть?
— Власть молодой красивой женщины над стареющим мужчиной. Я знаю, о чем говорю. — И, повернув голову, Иза добавила: — И Хенет понимает, о чем я говорю.
Верная себе Хенет принялась вздыхать и заламывать руки.
— Господин только о ней и думает. Что естественно, вполне естественно в его возрасте.
— Иди на кухню, — приказала Иза. — И принеси мне фиников и сирийского вина. Да еще меду.
Когда Хенет вышла, старуха сказала:
— Я чувствую, что замышляется что-то дурное, нутром чую. И всем этим заправляешь ты, Сатипи. Так будь же осторожна, коли считаешь себя умной. Не лей воду на чужую мельницу!
И, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза.
— Я вас предупредила — теперь уходите.
— Власть на стороне Нофрет, еще чего! — тряхнула головой Сатипи, когда они очутились возле водоема. — Иза уже такая старая, что в голову ей приходят совсем несуразные мысли. Власть на нашей стороне, а не у Нофрет. Не будем делать ничего такого, что дало бы ей возможность жаловаться на нас — чтобы никаких доказательств. И тогда скоро, очень скоро она пожалеет, что вообще приехала сюда.
— Какая ты жестокая! — воскликнула Ренисенб.
Сатипи изумилась:
— Не притворяйся, будто любишь Нофрет, Ренисенб.
— А я и не притворяюсь. Но в тебе столько злости!
— Я забочусь о моих детях и о Яхмосе. Я не из тех, кто терпит оскорбления. У меня есть чувство собственного достоинства. И я с удовольствием бы свернула этой женщине шею. К сожалению, это нелегко сделать. Можно навлечь на себя гнев Имхотепа. Но, по-моему, кое-что придумать можно.
Копьем, вонзившимся в рыбу, влетело в дом письмо.
Ошеломленные, в полном молчании, Яхмос, Себек и Ипи слушали, что читал им Хори, разворачивая свиток папируса.
— «Разве я не говорил Яхмосу, что возлагаю на него вину за всякую обиду, чинимую моей наложнице? Отныне, покуда ты жив, мы друг другу враги. Я буду стоять против тебя, а ты — против меня. Отныне тебе не место в моем доме, ибо ты не выказал должного почтения моей наложнице. Ты мне больше не сын, не плоть моя. Равно как Себек и Ипи не сыновья мне, не плоть моя. Каждый из вас сотворил зло моей наложнице, чему свидетели Камени и Хенет. Я изгоню вас из дому всех, с детьми и женами! Я был вам кормильцем и защитою, отныне я не стану кормить вас и защищать!»
Хори замолчал, а потом продолжал:
— «Имхотеп, жрец души умершего, обращается к Хори. О ты, кто верно служит мне, пребываешь ли ты во здравии и благополучии? Передай мои благопожелания моей матери Изе и дочери Ренисенб, передай слова приветствия Хенет. Правь моим хозяйством, пока я не вернусь домой, и тем временем составь грамоту, согласно которой наложница Нофрет отныне, как жена моя, обретает право владеть вместе со мной всем, что я имею. Ни Яхмоса, ни Себека я не возьму в совладельцы и не буду им больше опорою, ибо обвиняю их в том, что они причинили зло моей наложнице! Содержи все в сохранности, пока я не вернусь. Как горько, когда сыновья хозяина дома дурно относятся к его наложнице! Что же до Ипи, то предупреди его, что, если он причинит хоть малейший вред моей наложнице, он тоже покинет мой дом».
Все ошеломленно молчали. Затем в порыве ярости с места сорвался Себек.
— В чем дело? Что стало известно отцу? Кто же ему насплетничал? Мы этого не потерпим! Отец не имеет права лишать нас наследства и отдавать все свои владения наложнице!
— По закону он волен распоряжаться своим имуществом как ему заблагорассудится, — мягко объяснил Хори, — хотя, конечно, пойдут разные разговоры, и его будут обвинять в несправедливости.
— Она околдовала его! Эта вечно улыбающаяся змея заворожила отца! — кричал Себек.
— Невероятно… Не могу поверить, — бормотал вконец потрясенный Яхмос.
— Отец сошел с ума! — выкрикнул Ипи. — Эта женщина настроила его даже против меня!
— Имхотеп, по его словам, скоро вернется, — спокойно сказал Хори. — К тому времени его гнев, возможно, остынет; не думаю, что он поступит так, как пишет.
В ответ раздался короткий и неприязненный смешок. В дверях, ведущих на женскую половину, стояла Сатипи и, глядя на них, смеялась.
— Значит, нам остается только ждать и надеяться, о мудрый наш Хори?
— А что еще? — растерянно произнес Яхмос.
— Что еще? — возвысила голос Сатипи. И выкрикнула: — Что течет в ваших жилах? Кровь или молоко? Яхмос, насколько мне известно, не мужчина. Но ты, Себек, ты тоже не знаешь средства избавиться от этой нечисти? Нож в сердце, и эта женщина навсегда перестанет причинять нам зло.