— Кто это тебе сказал, Ренисенб?
— Кайт. Они с Сатипи… — Ренисенб замолчала.
— А ты… Ты хочешь мыслить самостоятельно?
— Мыслить? Я не умею мыслить, Хори! У меня в голове все перепуталось. Я перестала понимать людей. Все оказались вовсе не такими, какими я их считала. Сатипи, по моему мнению, всегда была храброй, решительной, властной. А теперь она покорная, неуверенная, даже робкая. Какая же она на самом деле? За один день человек не может так измениться.
— За один день? Нет, не может.
— А кроткая, мирная, бессловесная Кайт вдруг принялась нас всех поучать! Даже Себек, по-моему, теперь ее боится. Яхмос, и тот сделался другим — он отдает распоряжения и требует, чтобы его слушались!
— И все это сбивает тебя с толку, Ренисенб?
— Да. Потому что я не понимаю. Порой мне приходит в голову, что даже Хенет может оказаться на самом деле совсем не той, какой я привыкла ее считать.
И Ренисенб засмеялась — таким вздором ей представились ее собственные слова. Но Хори даже не улыбнулся. Его лицо было серьезно.
— Ты раньше мало задумывалась о других людях, верно, Ренисенб? Потому что, если бы задумывалась, ты бы поняла… — Он помолчал, а затем продолжал: — Ты замечала, что во всех гробницах всегда есть ложная дверь?
— Да, конечно. — Ренисенб не сводила с него глаз.
— Вот так и люди. Они создают о себе ложное представление, чтобы обмануть окружающих. Если человек сознает собственную слабость, неумелость и беспомощность, он прикрывается таким внушительным заслоном самонадеянности, хвастовства и мнимой твердости, что через некоторое время сам начинает верить в свою силу. Считает себя — а за ним и все считают его — человеком значительным и волевым. Но как за поддельной дверью гробницы, за этим заслоном, Ренисенб, ничего нет… Поэтому, только когда обстоятельства вынуждают его, он рискует приоткрыть свою истинную сущность. Покорность и кротость Кайт принесли ей все, чего она хотела: мужа и детей. Ей жилось легче, домашние считали ее недалекой. Но как только ей стала угрожать действительная опасность, проявился ее настоящий характер. Она не изменилась, Ренисенб. Сила и жестокость всегда в ней были.
— Но мне это не нравится, Хори, — по-детски пожаловалась Ренисенб. — Мне страшно. Все стали совсем не такими, какими я привыкла их видеть. Почему же я осталась прежней?
— Разве? — улыбнулся ей Хори. — Тогда почему ты часами сидишь здесь, нахмурив лоб, думаешь, терзаешься сомнениями? Разве прежняя Ренисенб, та, что уехала с Хеем, так поступала?
— Нет. Ей не было нужды… — Ренисенб умолкла.
— Вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос! Нужда — вот что заставляет человека меняться. Ты перестала быть той счастливой, бездумной девочкой, которая принимала все происходящее на веру и мыслила так же, как все остальные на женской половине дома. Ты — Ренисенб, которая хочет жить своим умом, которая размышляет о том, что представляют собой другие люди…
— Я все время думаю о Нофрет и удивляюсь, — тихо произнесла Ренисенб.
— Что же тебя удивляет?
— Почему я никак не могу забыть про нее… Она была плохой, жестокой, старалась обидеть нас, и она умерла. Почему я никак не могу успокоиться?
— А ты и вправду не можешь?
— Не могу. Стараюсь, но… — Ренисенб умолкла и растерянно провела рукой по лицу. — Порой мне кажется, что я хорошо знаю Нофрет, Хори.
— Знаешь? Что ты хочешь этим сказать?
— Не могу объяснить. Но время от времени мне кажется, будто она где-то рядом, что я — это она, что я понимаю, какие чувства она испытывала. Она была очень несчастна, Хори, теперь я это знаю. Ей и хотелось причинить всем нам зло… только потому, что она была так несчастна.
— Ты не можешь этого знать, Ренисенб.
— Знать я, конечно, не могу, но я это чувствую. Страдание, горечь, черную ненависть — все это я однажды прочла на ее лице и не поняла! Она, наверное, кого-то любила, но потом что-то произошло… Быть может, он умер… или уехал, что и сделало ее такой… Породило желание причинять другим боль, ранить. Говори что хочешь, но я чувствую, что все было именно так. Когда она стала наложницей старика, моего отца, и приехала сюда, а мы ее невзлюбили, она решила сделать и нас такими же несчастными, какой была сама… Да, именно так все это было!
Хори с любопытством смотрел на нее.
— Как уверенно ты рассуждаешь, Ренисенб. А ведь ты едва знала Нофрет.
— Но я чувствую, что это правда, Хори. Я ощущаю себя ею, Нофрет.
— Понятно.
Наступило молчание. Уже совсем стемнело.
— Тебе кажется, что смерть Нофрет не была несчастным случаем? — тихо спросил Хори. — По-твоему, ее сбросили со скалы?