— Но не решится же она… Не решится же она убивать, — сопротивлялась Ренисенб. — Для чего ей сыпать отраву в вино? Какая ей от этого польза?
— Никакой. А вот для чего… мы понятия не имеем, какие у Хенет мысли. Не знаем, что она думает, что чувствует. Но за ее подобострастием и раболепством, по-моему, кроется нечто весьма необычное. А если так, то подоплеки ее действий нам с тобой и Хори не понять.
Хори кивнул.
— Иногда порча кроется глубоко внутри. Я уже однажды говорил Ренисенб об этом.
— А я не поняла тебя, — отозвалась Ренисенб. — Но теперь мне кое-что стало понятно. Началось это все с появления Нофрет. Еще тогда, заметила я, мы все перестали быть такими, какими были раньше. Я испугалась… А сейчас, — она беспомощно развела руками, — страх царит кругом…
— Страх вызван неведением, — сказал Хори. — Как только все прояснится, Ренисенб, страх исчезнет.
— Есть еще и Кайт, — продолжала Иза.
— При чем тут Кайт? — возмутилась Ренисенб. — Кайт ни за что не стала бы убивать Яхмоса. Это невероятно.
— Невероятного не существует, — сказала Иза. — Это, по крайней мере, я постигла за свою долгую жизнь. Кайт — удивительно тупая женщина, а я всегда не доверяла тупицам. Они опасны. Они видят только то, что вблизи, что их окружает, и могут сосредоточить свое внимание на чем-то одном. Кайт живет в собственном мире, который состоит из нее самой, ее детей и Себека, который был отцом ее детей. Ей вполне могло прийти в голову, что смерть Яхмоса сделает ее детей богаче. Себеком Имхотеп часто бывал недоволен — он был безрассудным, непослушным, дерзким. Имхотеп мог положиться только на Яхмоса. Но если бы Яхмоса не стало, Имхотепу пришлось бы полагаться на Себека. Вот так примитивно она, по-моему, могла бы рассудить.
Ренисенб вздрогнула. Сама того не желая, она распознала в словах Изы суть характера Кайт. Ее мягкость и нежность, ее спокойствие и любовь были направлены только на собственных детей. Помимо себя, своих детей и Себека, для нее никого не существовало. Все остальное в этом мире не вызывало у нее ни любопытства, ни интереса.
— Но ведь должна же была она сообразить, — начала Ренисенб, — что вернется Себек, захочет пить, как и случилось, и нальет себе вина?
— Нет, — сказала Иза, — не обязательно. Кайт, как я уже сказала, глупа. Она видела только то, что хотела бы видеть: Яхмос пьет вино и умирает, что потом объясняют колдовством жестокой и прекрасной Нофрет. Она представляла себе только одну возможность, исключая всякую иную, и, поскольку вовсе не желала смерти Себеку, то ей и в голову не приходило, что он может неожиданно вернуться.
— А получилось так, что Себек умер, а Яхмос остался жив?! Как ей, должно быть, тяжко, если все произошло так, как ты предполагаешь.
— Такое часто бывает с глупыми людьми, — заметила Иза. — Затевают они одно, а получается совсем другое. — Она помолчала, а потом продолжала: — А теперь переходим к Камени.
— Камени? — Ренисенб постаралась ничем не выказать своего волнения или протеста. И снова смутилась под взглядом Хори.
— Да, не принимать в расчет Камени мы не можем. Мы не знаем, есть ли у него причины нанести нам вред, но что нам вообще известно о нем? Он приехал с севера, из тех же земель, что и Нофрет. Он помогал ей — охотно или неохотно, кто может сказать? — настроить Имхотепа против родных детей. Я иногда наблюдала за ним, но, должна признаться, не знаю, что он собой представляет. В целом он кажется мне обычным молодым человеком, далеко не простодушным… Помимо того, что он красив, есть в нем что-то притягательное для женщин. Да, женщинам Камени всегда будет нравиться, но тем не менее, по-моему, он не из тех, кто способен полюбить кого-то всем сердцем. Он весел и беспечен, и, когда умерла Нофрет, незаметно было, чтобы он горевал.
Но так видится со стороны. Кто может сказать, что происходит в человеческом сердце? Человек с твердым характером способен на любую роль… Может, Камени тяжко горюет по погибшей Нофрет и жаждет отомстить за нее? Раз Сатипи убила Нофрет, пусть погибнет Яхмос, ее муж. И Себек, который угрожал ей, а потом, может, и Кайт, докучавшая ей мелкими пакостями, и Ипи, который тоже ненавидел ее. Все это кажется невероятным, но кто знает?
Иза умолкла и посмотрела на Хори.
— Кто знает, Иза?
Иза уставилась на него хитрыми глазами.
— Может, ты знаешь, Хори? Тебе думается, ты знаешь, не так ли?
Хори, подумав, ответил:
— Да, у меня есть свое, хотя пока недостаточно твердое, мнение, кто и зачем положил в вино отраву… И я не совсем понимаю… — Он опять задумался, потом, нахмурившись, покачал головой. — Нет, неопровержимых доказательств у меня нет.