Старая Каменка, которую пришлось покинуть, сейчас тоже была относительно безопасна. За два с половиной года пришлые появлялись в селе лишь один раз и на единственном «полублюдце». Степан хорошо помнил тот день: голубой, как ясное небо, почти незаметный в вышине летательный аппарат сделал над крышами круг, походя расстреляв трансформаторную будку, брошенный перед амбаром тракторный прицеп без колес, а заодно - и пару домов на околице. Все это было сделано, скорее, чтоб напугать местных, нежели с целью кого-то убить. Даже в сельской глуши пришлые дотошно выискивали то, что могло представлять для них маломальскую угрозу. Они сжигали с воздуха каждую машину, которую им удавалось заметить, будто не видели разницы между случайно уцелевшей после первых дней войны боевой техникой и самыми безобидными тракторами и легковыми автомобилями. Они рушили инфраструктуру, промышленные объекты, ЛЭП - все то, что могла создать лишь технически развитая цивилизация. На прячущиеся среди деревьев почти первобытные общины, выживающие за счет натурального хозяйства, пришлые смотрели сквозь пальцы, если такие, конечно, у них были. Возможно, агрессорам просто не хватало ресурсов, чтобы искоренить человечество раз и навсегда. А, возможно, на людей у них имелись другие планы.
После налета на Каменку местные ушли, оставив дома. Кто-то подался в «Светлый путь» - коммуну, которую возглавил бывший председатель колхоза Трофимов, опираясь на свою администрацию, специалистов и передовиков. Кто-то присоединился к Старому Режиму - многолюдному образованию, куда охотно шли те, кто до сих пор с ностальгией вспоминал жизнь при царе или имел обиду на советскую власть. Те же, кому любой порядок был, словно кость в горле, присоединились к бандам, которых развелось в степи - видимо-невидимо.
Бывший мясник Иван Жмых смекнул, что группе людей было бы выгодно сохранить нейтралитет и со «Светлым путем», и со Старым Режимом. Так образовалась независимая Каменская община, выступающая посредником при Обмене между враждующими сторонами.
Степан бы с большей охотой примкнул к коммуне председателя колхоза, поскольку считал, что отец - член партии и офицер - на его месте сделал бы так. Вот только мать захотела остаться в независимой общине, а почему - понял, когда застукал старосту Ивана, выходящего на цыпочках из их новой «квартиры» в общинном доме. И хоть Степан был тогда незрел, не стал он упрекать мать. Отца ведь больше нет... Староста Иван тогда вызвал Степана на разговор и сказал, мол, сынок, скоро тебе восемнадцать, и ты сам решишь, останешься ли с нами или присоединишься к тем, кто больше тебе по душе, но помни, что за землями общины до самого Азова - дикая степь с бандитами и пришлыми, и мы - вроде как на передовой, а на передовой каждый боец - на вес золота. Степан подумал-подумал, и остался. С тех пор немало воды утекло...
На курганах дежурили дозорные. Они могли заметить и самого всадника, и то, что Степан сначала чесал с ним лясы, а потом бежал, как черт от ладана. Но могли и не заметить: туман с каждой минутой становился все гуще и холоднее.
Степан едва сам не проглядел дозорного, хотя тот был верхом и стоял, не таясь. Боец узнал Степана, окликнул его и отсалютовал, подняв руку с зажатой в ней винтовкой. Молодой охотник ответил ему тем же жестом.
У подножья кургана была пасека. Полтора десятка ульев стояли в три ряда, но ни одной пчелы над ними не вилось. «Погода нелетная», - отстраненно подумал Степан. Пузатый пасечник Сан Саныч мерил широкими шагами пространство между ульями, на его лице читалась озадаченность.
- Степа! Ну-ка ходь сюда! - позвал он.
- Что, дядь Сань? - неохотно отозвался охотник.
- Ты чего не здоровкаешься? - строго спросил пасечник.
- Я утром с вами уже здоровался, - ответил Степан, стараясь, чтоб его голос звучал почтительно. Сан Саныч был контужен на фронте в Великую Отечественную, и сейчас заводился с пол-оборота по всякому поводу. В гневе он был страшен и мог наломать дров, это следовало постоянно иметь в виду.
Пасечник задумался, пытаясь припомнить. Глаза его бегали, точно он замышлял что-то недоброе.
- Чего хотели-то, дядь Сань? - спросил на всякий случай Степан, всем видом показывая, что ему не терпится продолжить путь. - Спешу я очень...
- Спешит... - повторил, точно выдвинул обвинение, пасечник. - Поможете мне с Щербиной занести улья? Сегодня, как только чуток стемнеет?