Михаил Александрович радостно сощурил глаза и покачал головой. Хоть в этом повезло. Таким образом, решился вопрос, мучавший чиновника для поручений, куда направить стопы. В Сапёрный батальон не очень-то и хотелось. Не было интереса встречаться с племянником. Бросать косые взоры друг на друга, памятуя о давнем раздоре. Наверное, никто не вспомнит, что явилось причиной ссоры. За эти пять лет события обросли несуществующими подробностями и превратились в своего рода мифическую историю.
А Управлением, хотя оно и имеет в названии «Военное», руководят (да и служат там) цивильные люди. Вот с ними разговаривать проще, чем с отдельной кастой военных, не пускающей чужаков в свои ряды и отстаивающей свои собственные интересы. Как ни печально и как бы не хотелось этого избежать, но придётся обращаться к племяннику. От этой мысли у Михаила Александровича испортилось настроение.
2
Перед Кунцевичем на столе лежала амбарная книга господина Власова. Приход, расход, имена или фамилии, обозначенные буквами, а может быть, и не имена, а, допустим, придуманные Власовым прозвища. Кто знает, как расшифровать? Ведь ни расписок, ни долговых обязательств обнаружено не было. Загадка. По словам свидетелей, в гости к Николаю Ивановичу приходили только двое знакомых. Можно сопоставить их инициалы. Но вначале их надо узнать.
3
— Да что вы говорите? — всплеснул руками аукционер, по совместительству и казначей Тимофей Петрович Лыхтин, петербургский купец в третьем поколении. Выглядел он, как изображают людей его сословия в пьесах известного литератора Александра Островского. Старого покроя кафтан с поддёвкой, шёлковая рубаха красного цвета, борода лопатой с прожилками седых волос, пробор посредине головы и сальные волосы, то ли намазанные чем-то, то ли давно не мытые. Мужчина покачал головой. — Никогда бы не подумал, что с Николаем Ивановичем случится такое несчастье. Какая жалость! Боже мой, что же творится в нашей жизни!.. — Купца было не остановить, видно сразу, что словоохоч.
— Тимофей Петрович, — оборвал сетования казначея полицейский чиновник, — вы же знали Николая Ивановича?
— А как же? Мы с ним столько лет бок о бок…
— Что вы о нём можете показать?
Слово «показать» ввело купца Лыхтина в состояние оцепенения: он побледнел, выпучил глаза, словно его кто невидимый начал душить, задышал тяжело и с присвистом.
— Я — о Николае Иваныче?.. — запинаясь, произнёс казначей.
— Да, вы о нём.
— Что ж я могу показать, ежели знакомства мы с ним не водили. Здравствуй да прощай, вот и весь сказ.
— Ой ли? — недоверчиво спросил Власков. — Столько лет бок о бок трудились — и сказать нечего? — Он так посмотрел на Лыхтина, что тот отступил на шаг назад.
— Господин… полицейский…
— Николай Семёнович, — щёлочки глаз смотрели на купца в упор.
— Николай Семёнович, почём я могу знать, как там жил господин Власов…
— Я не о том спрашиваю. Вы сидели за соседними столами, о чём-то беседовали, кроме темы аукционной. О чём? Говорил ли Николай Иванович о друзьях, родственниках или иных людях? Может быть, рассказывал о делах своих или о врагах? Вы же наверняка вели беседы? — то ли вопрос, то ли утверждение.
Лыхтин кивнул головой.
— О чём-то говорили… о врагах? Нет, о них, если бы Николай Иваныч и имел их, то ни в жисть о них не рассказал. Не из того теста он… был, чтобы стороннему что-то рассказывать. Как и все мы, в деньгах он нуждался. Всегда хочется иметь больше, чем имеешь. Это ж в натуре каждого из нас. Вы бы тоже хотели…
— Тимофей Петрович, — перебил купца Власков, — разговор нынче не обо мне, а о господине Власове, которого, между прочим, зверски убили, и причина такого кровавого преступления пока не установлена. А если оно связано со службой в аукционной камере, тогда, может быть, и вы можете оказаться следующим. — При этих словах по лицу Лыхтина пробежала тень неподдельного испуга. — Так что давайте начистоту, без лишних экивоков — «не знал», «не слышал», «не участвовал»…
— Да что я, господин Власков? Я рад бы что поведать, да не знаю, о чём. Мы с Николаем Иванычем не приятельствовали. Он, хотя и служил при нашей камере, но близко к себе не допускал. Он же дворянских кровей, а мы кто? Лаптем щи до сих пор хлебаем, — со внезапной злостью сказал купец, — свысока он на нас смотрел. Словно вши мы для него были, а не человеки. Мы иной раз и за бутылочкой посидеть любим, да и в баньку сходить попариться. А он — ни-ни. Ему ж шампанского с этими клятыми, как же их, во! — устрицами подавай, — обрадовался чему-то Тимофей Петрович. Потом махнул рукой. — Простите, господин Власков, но с гнильцой человечек был. Лучше у Ольги Николаевны поинтересуйтесь. Может быть, она вам о нём поведает, — с хитринкой во взгляде произнёс Лыхтин, даже один глаз прищурил.