— Я бы не исключал Щепину, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс Власков.
— Возможно, но сомнительно, — Филиппов посмотрел на Николая Семёновича. — Сколько времени тому они разорвали отношения?
— Три года.
— Вот и ответ. Неужели вы думаете, что женщина вынашивала план мести целых три года?
— Ну…
— Николай Семёнович, женщины либо мстят сразу, либо оставляют в прошлом старые связи, — наставительным тоном произнёс Лунащук.
— Не знаю, не знаю, — покачал головой Власков.
Филиппов тяжело вздохнул и с минуту поразмышлял, теребя пальцами ус.
— Господа, мы забыли об одном обстоятельстве, — наконец произнёс Владимир Гаврилович.
Три пары глаз выжидательно уставились на начальника сыскной полиции.
— Мы с вами не проверили завещание господина Власова. Кому должны достаться капиталы нашего Казановы? Вот завтра с утра, Николай Семёнович, этим и займитесь. Как я понимаю, с аукционной камерой вы завершили?
12
Исполняющий должность командира лейб-гвардии Сапёрного Батальона полковник Тарасевич скривился, словно от зубной боли, когда его адъютант, штабс-капитан Тотлебен доложил о приходе двух гражданских лиц, представившихся как начальник сыскной полиции столицы Филиппов и его помощник.
— Что им надо? — спросил Михаил Михайлович, стоящий у окна.
— По вопросам службы.
— Нашей или их? — пробурчал высокий и стройный, довольно молодой полковник, обратив взор серых глаз на штабс-капитана. Немного подумал. — Пригласите.
Тотлебен вышел.
Через несколько секунд дверь отворилась, и вошли два господина. Один — низкорослый, плотный в кости, с пышными усами, держал в руке шляпу.
Адъютант не прислуга, промелькнуло в голове у полковника.
— Начальник сыскной полиции надворный советник Филиппов Владимир Гаврилович, — отрекомендовался вошедший после того, как поздоровался, и тут же представился второй:
— Чиновник для поручений Лунащук.
— Чем обязан, господа? — голос полковника звучал начальственно-глухо, но вполне отчётливо. Видимо, выработал за время службы.
— Господин полковник, разрешите? — Филиппов указал на стул.
— Да, присаживайтесь, простите, что не предложил, — Тарасевич прошёл к столу и сел напротив Владимира Гавриловича, устремив холодный взгляд на нежданного гостя. — Как я понимаю, разговор предстоит непростой и долгий? — в его тоне послышалась иронические нотки.
— Михаил Михайлович, вы не будете против, если я буду вас так называть? Мы — люди штатские.
— Хорошо, — кивнул полковник. — Так с чем вы к нам пожаловали? Кто из моих сорванцов, — последнее слово было произнесено Тарасевичем с какой-то отеческой нежностью, — отличился на сей раз?
Филиппов про себя отметил это «на сей раз».
— Михаил Михайлович, — нарочито глубоко вздохнул Владимир Гаврилович, — нашей службе поручено дознание тяжких преступлений, в том числе убийств. — На лице полковника появилось заинтересованное выражение, и он подался вперёд.
— Так вот, сейчас мы расследуем обстоятельства насильственной гибели одного горожанина, и по воле злого рока один из ваших офицеров, — глаза исполняющего должность командира батальона сузились, — оказался давним знакомым убитого. Поэтому нам хотелось бы его расспросить и задать несколько вопросов, имеющих важное значение. Не исключено, что они помогут нам в изобличении преступника.
— Владимир Гаврилович, если я правильно понял, офицер приятельствовал с убитым?
— Совершенно верно.
— То есть он не в подозрении?
— Ни в коей мере, — заверил Филиппов. — Просто некоторые обстоятельства побудили нас обратиться к вам, его непосредственному начальнику, чтобы вы позволили поговорить с офицером. Действовать в обход вас мы не сочли уместным.
— Благодарю за доверие, — серьёзное выражение лица Тарасевича дополнилось сведёнными на переносице бровями. — Значит, мой офицер всё-таки остаётся в подозрении?
— Михаил Михайлович, если говорить откровенно, то в качестве свидетеля.
Полковник задумался.
— Неприятно это, господа, неприятно даже то, что он свидетель. Мы живём не в лесу, — полковник наморщил лоб и потёр пальцами, — пойдут разговоры, а мы не какие-то там штафирки. — он взглянул на Владимира Гавриловича, но последний не повёл даже бровью, — а гвардия. Не хотелось бы, чтобы кто-то из батальона был замешан в преступлении и нашу часть трепали бы в газетах журналисты.