— Брончинского?
— Да, именно, Константина Всеволодовича. И фотографа Рогалова, — напомнил Филиппов.
4
У ворот дома Владимира Гавриловича встретил самолично участковый пристав штабс-капитан Дейтрих, всего три месяца тому вступивший в должность. Высокий, худощавый, с длинным вытянутым лицом, которое не красила, а скорее делала похожей на конскую морду острая бородка.
— Здравия желаю! — Андрей Фёдорович вскинул руку к околышу фирменной фуражки.
— Здравствуйте, — Филиппов, в свою очередь, приподнял правой рукой шляпу. — Ну, что тут у вас стряслось? — вроде бы его голос звучал равнодушно, но едва заметные нотки раздражения проскальзывали в каждом слове.
— Здесь такая напасть, — начал штабс-капитан и, сам не замечая, почесал бородку, — дни в последнее время стоят не по-осеннему жаркие, вот и учуяли соседи неприятный запах, исходящий из квартиры, которую занимает некий господин Власов. Тем более что его не видели уже несколько дней. Оповестили хозяина дома, а он, в свою очередь, поднял на ноги нас.
— Значит, запах… То есть вы дверь не вскрывали?
Пристав отрицательно покачал головой.
— Кто ещё проживал в квартире?
— Служанка его, — Дейтрих повернул голову к полицейскому, стоящему позади, но последний не понял, чего от него хочет пристав, и промолчал. Андрей Фёдорович раздражённо повернулся к начальнику сыскной полиции.
— Стало быть, служанка?
— Так точно, — по военной привычке ответил пристав.
— Может быть, при отъезде позабыли убрать мясо или иное блюдо, вот оно и тухнет на кухне?
Пристав промолчал. Никогда ранее ему не приходилось быть в роли полицейского. Он лишь прикусил губу.
— Ладно, — отвернулся ко входу в дом Филиппов, — пойдёмте и посмотрим, что там творится в квартире. Может быть, жильцы и правы, что подняли тревогу.
Начали подниматься по лестнице. Владимир Гаврилович поневоле отметил рисунок на перилах, напомнивший ему скрипичный ключ в нотной тетради дочери и цветок с шестью лепестками.
— Как прикажете, — согласился пристав.
Чем ближе к двери, тем устойчивее ощущался сладковатый трупный запах.
— Чувствуете? — почему-то шёпотом спросил Дейтрих.
Владимир Гаврилович кивнул в ответ. У него раздулись крылья носа, заиграли желваки.
— Кто открывать будет? — спросил он в никуда.
— Дворник, — пояснил Андрей Фёдорович.
Из-за спины последнего выглянул мужчина лет пятидесяти в чёрной фуражке с кокардой и в тёмном фартуке с большим карманом на груди. Он взглянул на начальника сыскной полиции, ища во взоре приказ на взлом двери.
Филиппов кивнул — мол, начинай.
Дворник возился недолго, минуту или две. Но время текло так медленно, что ожидание казалось вечностью, за которую можно прожить не одну жизнь.
Владимир Гаврилович дворника не подгонял, своё нетерпение старался держать под контролем. Пристав же, наоборот, переминался с ноги на ногу и тяжело сопел, но старался не выглядеть банальным служакой, о которых ходит много занимательных историй.
Наконец замок как-то металлически ойкнул, и дверь приоткрылась. Ломать её не пришлось, иначе досталось бы дворнику от хозяина.
Спёртый трупный запах вырвался на свободу. Филиппов приложил к носу платок и сощурился. Едкий дух щипал, не давая открыть глаза.
Андрей Фёдорович, будучи недавно уволенным со строевой службы, не хотел показывать гражданским штафиркам, что впервые сталкивается с такой ситуацией, и всего лишь скривил гримасу. Дышал через раз, то едва втягивая в себя воздух, то замирая, не производя ни звука.
Владимир Гаврилович покачал головой — мол, неужто раньше не учуяли запаха?
— Н-да… — Филиппов отодвинул в сторону дворника, но проходить в квартиру не стал. — Я думаю, нам стоит подождать врача и судебного следователя, — в задумчивости произнёс он. — Понятно, что в квартире, — указал пальцем на тёмный провал в коридор, — совершено преступление, и не следует нам добавлять новых следов или ненароком уничтожить старые.
— Ваше право, господин Филиппов, — бледность не сходила с лица пристава, — вы больше моего сведущи в сыскных делах.
Владимир Гаврилович только кивнул в ответ.
На лестнице послышалось какое-то движение — то ли один, то ли два человека поднимались на этаж.
— Здравствуйте, господа! — первым поздоровался, поправляя очки левой рукой, Пётр Назарович. В правой он держал саквояж, с которым всегда выезжал, когда приглашали для освидетельствования насильственной смерти или обычного самоубийства. Статский советник Стеценко, старший врач Врачебно-полицейского управления, по виду немного инфантильный, на самом деле был жизнерадостным и смешливым. К жизни относился с некоторой долей юмора, несмотря на то, что приходилось иметь дело с различного рода лишениями жизни. — Чувствую, — он повёл носом и поморщился, — вам предстоит непростое дело. Дай бог, чтобы клиенты по такой жаре не потекли. Извините за неудачную шутку. Сентябрь, господа, навевает некоторую ностальгию по лету.