Он попытался собраться с мыслями. Очевидно, кантонетти был далеко не так прост, как его французские собратья. Он рассердился на себя и поглядел на Макса, который выпил явно гораздо больше, чем он. Но мистер Фастиен выглядел абсолютно трезвым и взирал на мир с благосклонной терпимостью гурмана, мудро разделяющего изысканную и обильную трапезу с другом…
Мистер Кэмпион захотел что-то сказать, но обнаружил, что язык ему плохо повинуется. Тревога охватила ту часть его сознания, которая еще не вполне поддалась то ли алкоголю, то ли чему-то еще…
Он подумал, не подсыпали ли ему наркотика в ресторане, но один лишь взгляд на Джозефа частично его успокоил. Этот монумент благопристойности никогда бы не стал потворствовать ничему, что бы могло повредить престижу вверенного ему дела, в котором он наверняка имел значительную долю прибылей.
Поэтому, злобно решил Кэмпион, он не одурманен, а всего лишь порядком пьян и, более того, все быстрее и быстрее погружается в это малопочтенное состояние.
Кантонетти… Он уставился на бутылку. И внезапно к нему вернулась мысль, что он что-то позабыл об этом вине. Это вновь залетело в его мутящееся сознание. То было нечто, когда-то показавшееся ему забавным. Он с силой щелкнул по своему пустому бокалу-лилии и от души рассмеялся, увидев мелкие осколки дивного стекла, осыпавшие дунайский сыр…
Он перехватил веселую реакцию Макса, который посмеялся над его выходкой с полной терпимостью и добрым юмором.
Но тут Кэмпиона охватило чувство стыда и злости на себя, разбившего прекрасный бокал. Поэтому он накрыл сыр салфеткой и попытался отвлечься от этого и поговорить о картинах. Однако он не только не смог вспомнить ни одного знакомого художника, но вдобавок еще пробормотал какое-то неудобопроизносимое имя, абсолютно не ведомое Максу.
Он съел лепешку, и на мгновение разум его прояснился. Он вспомнил все — коктейли, вишню в своем кармане и все это мерзкое дело. Он пристально поглядел на Макса и увидел, что тот рассматривает его с внимательным прищуром.
У него вдруг похолодело внутри. Вот оно, наконец, началось! Это и есть вторая стадия коварного плана. Старый отвлекающий трюк, так характерный для Макса. Он, конечно же, догадался об этой смешной вишенке в его кармане. Должно быть, Макс подозревал, что Кэмпион его раскусил, и специально вышел из комнаты, чтобы удостовериться в этом. Но теперь его жертва, глупое животное, была вполне готова для настоящего заклания!
А настоящее заклание каким-то образом было связано с кантонетти. Кэмпион все силился вспомнить. Весь ресторан начинал тонуть в каком-то тумане. И ему совсем уж по-дурацки показалось, что и он становится не видим для этих беззаботно болтающих людей, если перестает их различать сам. Но ведь было что-то, что он должен был предотвратить со стороны Макса! Боже, как все это было печально и тяжело!
Он съел еще одну лепешку.
Из радужного марева, которое, как ему казалось, охватило весь их столик, вдруг вынырнуло лицо Джозефа. Он рассмеялся, потому что лицо было без тела, да еще очень, видимо, этим расстроенное. Джозеф что-то сказал Максу, и Кэмпион никак не мог понять, что именно, ибо метрдотель говорил совсем невнятно. Он лишь уловил одну или две непонятные фразы.
— Он, видимо, не прислушался к вам, мистер Фастиен, ведь ни одна даже самая крепкая голова этого не выдержит, если…
Макс тоже что-то сказал. Кажется, он пытался извиниться.
— Конечно, я не мог и подумать. Он же дал мне слово!..
И вновь мистер Кэмпион осознал ситуацию, но, увы, ненадолго, ибо поглощающая способность овсяных лепешек была невелика и слабо снижала количество алкоголя в желудке.
И все же, хотя зрение его было замутнено, эти отрывочные фразы заставили его довольно ясно припомнить… Кантонетти…
Старик Рэндолл говорил ему о кантонетти! Это самое чудесное в мире питье, но лишь в том случае, если у вас во рту не было никакого алкоголя в течение суток. А если он был, и, особенно, если это был джин, то будет ужасно. То — прощай, моя головушка!
Кэмпион выругался. Но слова вряд ли прозвучали вслух.
«Если вы выпили хоть немного джина…»
Был ли сюда подмешан яд? Очень сомнительно. Саварини никогда бы на это не пошел.
…Эта проклятая привычка хохотать без причины… Нет, что же это все-таки было?.. Рэндолл говорил, что наступает состояние опьянения, но не обычного опьянения… а… Мистеру Кэмпиону почудилось, что он называл это «изумительным опьянением», а может, «фантастическим опьянением»?.. Ну что же, он, значит, фантастически пьян, а Макс собирается что-то с ним сделать… А что, собственно, он собирается сделать? Что же такое будет? Макс собирается… о господи, Макс же собирается его убить!