— Вот теперь я не прочь выпить чашечку чая! — сказала она. — Линда, деточка, позвони в колокольчик!
Спустя пять минут, когда они потягивали чай из знаменитых фаянсовых чашек, упоминавшихся в стольких воспоминаниях о художнике, мистер Кэмпион внезапно снова испытал то предчувствие беды, которым на него повеяло, когда он с лестницы услышал слова Бэлл.
Его мысленному взору предстал Макс в гостиной, Макс во время приема, Макс в своей галерее… Это был, может быть, забавный утрированный позер. Но был и другой Макс, пока еще не видимый никому, тот, портрет которого был слеплен Кэмпионом из крупинок информации и догадок, и он был отнюдь не той персоной, с которой могла бы позволить себе схватиться разгоряченная гневом леди.
В конечном счете ситуация не казалась Кэмпиону приятной. Бэлл была возбуждена и искренне довольна своей откровенностью. Линда хранила не вполне понятное молчание. Донна Беатрис дулась у себя в комнате и отказалась прийти к чаю, а Лайза, хлопотавшая у подноса с чайным прибором, выглядела как угрюмое и нервирующее потустороннее видение.
И, кроме того, здесь все еще витал дух Джона Лафкадио.
Если о нем и позабыли слегка во время бури, разразившейся над домом, то, по мере того как буря начала утихать, этот дух стал возрождаться во всей своей первоначальной значительности.
Впервые в жизни мистер Кэмпион ощутил легкое раздражение от присутствия этой пламенной и хвастливой тени. Оно создавало атмосферу таинственности и защищенности, которая была несколько искусственной. Конечно, память о Джоне Лафкадио могла быть бастионом, защищающим его домашний уклад от психологических нападок, но в случае непосредственной физической опасности, вряд ли эта тень могла оказать эффективное противодействие…
Появление Матта д'Урфи внесло в ситуацию желанную разрядку. Он просунул голову в дверь, являя собой картину мягкого упрека.
— Вы меня упрятали в вашу студию, — сказал он Линде, — и я не знал, что вы приступили к трапезе. Что, конференция уже закончилась?
— Мой милый, — взволнованно и виновато произнесла Бэлл, — идите сюда и немедленно садитесь. Линда, дорогая, ты совсем невнимательна к нему!
Глядя на новоприбывшего, мистер Кэмпион в очередной раз отметил про себя, как ему нравится это простодушное и дружелюбное создание, смотрящее на мир, как на странную субстанцию, куда само оно попало лишь по ошибке.
Он был усажен Линдой и получил свою чашку чая из рук Лайзы, которая взирала на него, как на ребенка или юнца, только что ею обнаруженного и имеющего полное право на этот чай.
Линда не стала разговорчивей и после его прихода. Она сидела на коврике, не отрывая глаз от огня, держа локти на коленях и машинально теребя жесткие непослушные завитки своих волос. У нее была сильная широкая ладонь художника.
— Когда вы кончите есть, Матт, — сказала она, — вернитесь ко мне в студию. Мне надо поговорить с вами.
Она взяла сигарету из коробки, стоящей на столе, закурила и вышла из гостиной, кивнув и улыбнувшись Бэлл.
Д'Урфи доел и допил свою порцию не очень торопливо, но и без нарочитого промедления, после чего вежливо вернул чашку и тарелку Лайзе, приветливо улыбнулся миссис Лафкадио и поднялся из-за стола.
— А теперь я пойду и поговорю с Линдой, — сообщил он и удалился.
Бэлл посмотрела ему вслед.
— В точности как Уилл Фицсиммонс до того, как он сделал себе имя, — заметила она. — Успех швырнул этого человека на землю. Он стал все переводить на деньги и в конце концов умер от депрессии.
Кэмпион скривил лицо.
— Вот уж перспектива для д'Урфи!
Старая леди покачала головой.
— Нет, я не думаю, что его это ожидает. Вы видели его работы?
— Ему нравится Линда?
— Я думаю, очень. — Бэлл, по-видимому, была вполне довольна этим предположением. — Они могли бы быть очень счастливы. Это было бы некое безалаберное совместное существование, что, в конечном счете, одна из важных вещей в жизни. А с бедным Дакром ей было бы очень трудно. Любовь ведь так редко означает счастье.
Мистер Кэмпион еще не отказался от мыслей об этом аспекте случившегося несчастья, как в дверях вновь возникла Линда. Она была несколько более взъерошена, чем обычно, а в голосе ее прозвучали властные и целенаправленные нотки, каковых раньше Кэмпиону не доводилось замечать у нее.
— Алберт, — сказала она, — мне бы хотелось, чтобы вы поднялись ненадолго ко мне.
— Что-нибудь случилось?
— Да нет же, Господи! Что еще могло бы стрястись? Я просто хочу показать вам кое-какие рисунки.