— Но это жульничество было раскрыто? — пробормотал Кэмпион.
— Ну, конечно же, было! — нетерпеливо отмахнулась Линда.
Кэмпиону показалось, что она вполне разделяет со своим дедом веру в резонность такого поступка.
— Но дело не в этом. Вы знаете, Тэнкерей был моложе дедушки, и Лафкадио казалось, что он, этот его ненавистный и неотделимый партнер, только и ждет его смерти, чтобы утвердиться в звании не имеющего соперников Великого Корифея изобразительного искусства. Дедушка дал ему десять лет, чтобы он успел остудить свои пятки, и как раз тут-то и столкнулся с ужасающей истиной о том, что Лафкадио возвращается с ослепительным трюком, который призван поддержать интерес публики к нему не только в течение какого-нибудь одного года, а целых двенадцати! А тот факт, что у него было всего восемь холстов и не осталось энергии и времени для создания больших новых картин (он же вплоть до самой своей смерти, как вы знаете, писал лишь одни портреты), и побудил его сделать те жульнические упаковки для последних четырех лет. Мне представляется, он примерно высчитал, что кончина Тэнкерея наступит через восемнадцать лет. Но мой дорогой дед слишком расщедрился. Тэнкерей не дожил даже до показа первой картины. Ну что, мне продолжить? — Кэмпион знаком подтвердил согласие. Клубок разматывался на удивление быстро.
— Ну так вот, — сказала Линда, — все остальное уже из области догадок, я знаю, но они достаточно хорошо сходятся. Несколько лет назад некто в галерее Салмона, я полагаю, что достаточно ясно, кто именно, сунул свой нос в упаковки и был потрясен явным надувательством. К тому же, поскольку в это время в печати разгорелись всевозможные дискуссии о значении авторства как такового, этого человека уже обуревали некоторые рискованные идеи. Ведь если любые подделки очень хорошо исполнены, то вас бы просто разочаровало известие о том, кто же их настоящий автор! Таким образом, почва для авантюры морально уже была готова. Все или, что оставлено двенадцать картин Лафкадио, и все ожидали увидеть именно столько. Даже если кто-нибудь из критиков и не пришел бы в восторг от всех картин, то мог ли хоть один усомниться в том, что писал их именно Лафкадио? Одна фальшивка или даже четыре особого урона этому мнению нанести не смогут.