Он взял заостренную стеклянную палочку, насадил на ее конец красный шарик из какого-то укромного уголка шкафчика и осторожно опустил эту конструкцию в стакан Кэмпиона.
— Ну-с, дружище, — сказал он, вкладывая зелье в руку Кэмпиону, — а теперь, если позволите, я предоставлю вам возможность насладиться этим в одиночестве, пока я надену менее праздничный жилет.
Кэмпион замер, уставившись на стакан, и им стало овладевать сознание совершенной нереальности происходящего.
Он упрекал себя в слишком поспешных пугающих выводах, в стремлении отыскать инсинуации в абсолютно невинных репликах. Но как бы там ни было, он не отпил ни глотка из стакана и лишь вынул из него палочку, на которую все еще был нанизан красный шарик, и осторожно его снял.
Напиток выглядел вполне нормально. Он был немного необычен по цвету, но содержал, судя по запаху, много обыкновенного джина, который он пил весь вечер на приеме.
Снимая вишенку, он обратил внимание, что у нее внутри какой-то белесоватый оттенок. Он отставил стакан и занялся изучением ягодки. Ее тайна стала явью почти сразу же. Вся ее внутренность была заполнена какой-то беловато-серой пастой, которая отнюдь не наводила на приятные мысли.
Кэмпион еще немного поизучал ее и, в конце концов, испытал некоторое разочарование. Вся эта смешная затея оказалась на удивление грубо сработанной. Неужели это придумал человек, так поразительно искусно обставивший гибель миссис Поттер? В это трудно было поверить.
Он подумал о том, как себя повести и каких симптомов может от него ожидать хозяин квартиры, вернувшись в гостиную.
Он опорожнил стакан, вылив его содержимое в камин и проследив за вспышкой спирта. Конечно, основу напитка составлял спирт, в этом не могло быть сомнений. «Вишенку» он тщательно завернул в старый конверт, который нашелся в его кармане, и запрятал сверток в бумажник.
Вряд ли Макс рассчитывал увидеть его мертвым, распростертым на полу, но кто знает, быть может, его методы начали деградировать, быть может, наступил некий кризис жанра? Он еще ребячески радовался тому изумлению, которое испытает Макс, увидев его невредимым, ибо более чем вероятно, что он и не предполагает, насколько точно раскусил его мистер Кэмпион! Он, разумеется, уже понял, что авторство Лафкадио в отношении последних картин могло подвергнуться некоторому сомнению, но, скорее всего, он еще не понимает, что его собственное авторство в убийствах в доме художника уже раскрыто.
Тогда настолько ли неуклюжа попытка отравить его прямо сейчас? Кэмпион пожал плечами при мысли о том, сколько он поглотил коктейлей домашнего изготовления в гостях у знакомых, не испытывая при этом никаких опасений!
Детали исполнения могут быть завершены позднее, например при расположении трупа соответствующим образом. Кроме того, эта штука может иметь и весьма замедленное действие. Это может быть такой яд, который даже медицинскому эксперту окажется трудно распознать. И, конечно, очень интересно было бы понаблюдать, что бы Макс предпринял дальше?..
А Макс предпринял поход в ресторан Саварини, это с недавних пор излюбленное заведение для состоятельных интеллектуалов.
Он сменил не только жилет, но и костюм полностью. Теперь он был весь выдержан в строгих темных тонах и продолжал выглядеть очень радостным.
— Ну, как вам понравилось? — заботливо осведомился он, убирая стаканы. — Не очень, наверное? — добавил он, заметив, что гость колеблется с ответом. — Вам не понравилась горечь? Я очень ее люблю. Она придает напитку тот оттенок разочарования, который присущ самой жизни. Всего лишь мимолетная неудовлетворенность для каждого, кто это вкушает… Однако уже около половины девятого! Я приношу свои извинения. Вы, должно быть, основательно проголодались!
Ресторан Саварини был переполнен как всегда, и за маленькими столиками под знаменитым потолком, расписанным дю Парром, сидели многие из тех, кто был на недавнем приеме в «Челлини». Кэмпион распознал по меньшей мере двенадцать человек, среди которых был и молодой Фаркхарсон, наследник судовладельческой компании. Они ужинали все вместе. Тот взглянул на попутчика Кэмпиона, а потом на него самого и вопросительно поднял брови. Юный Фаркхарсон был изрядным снобом…
Макс обставил свое появление по-королевски. Идя вслед за Джозефом, метрдотелем, выступавшим подобно кардиналу на шествии, он важно раскланивался с каждым из сидящих за столиками, чей взгляд успевал перехватить.
Как видно, ужин этот носил характер особого события. Столик в нише у дальнего окна был зарезервирован для них, и, когда они уселись на обитые кожей сидения, их взгляду открылся весь зал ресторана. Джозеф самолично занимался их обслуживанием, что, по-видимому, было обговорено заранее.
Мистер Кэмпион решил, что, пожалуй, ему еще не предстоит погибнуть во время этого ужина.
Макс полностью вошел в роль гостеприимнейшего хозяина.
— Я рискнул возложить заботу о нашем меню на нашего доброго мэтра, мой дорогой Кэмпион. Мы сегодня вечером отведаем кантонетти, и, чтобы мы смогли оценить его по заслугам, нам подадут соответствующие кушанья. Это будет трапеза для гурманов, достойное вступление к обсуждению проблемы картин Лафкадио!
Кэмпион выразил готовность насладиться всем, что Джозеф ему предложит, и рискнул осведомиться, что такое «кантонетти»? Это название о чем-то смутно ему напоминало, но он никак не мог вспомнить о чем…
— Кантонетти? — Макс сделал вид, что шокирован. — Мой милый Кэмпион, это величайшее гастрономическое открытие нашего века! Это единственное вино, подаренное миру нашим поколением. Разумеется, в Румынии, где оно родилось, его знали намного раньше, но несовершенство старых транспортных средств делало невозможным его перевозку. Оно полностью теряло свои качества. Лишь появление самолетов все изменило.
Он поманил к себе Джозефа, который, к смущению Кэмпиона, буквально не сводил с них глаз.
— Скажите, а кантонетти уже прибыло?
— О да, и в полной сохранности, мистер Фастиен! В соответствии со специальным заказом месье Саварини.
— И вы его храните при шестидесяти пяти?
— Точно при шестидесяти пяти градусах по Фаренгейту, мистер Фастиен!
Макс благосклонным кивком выразил удовлетворение.
— Вы можете его подавать. Мы его пригубим во время омлета.
Джозеф кинулся исполнять приказание, словно был одним из мальчишек-служителей Макса, а Кэмпион попытался припомнить, что же он слышал об этом вине? Ведь среди сведений, хранящихся в его мозгу, на задворках его сознания содержалось и слово «кантонетти». Это было красное вино, очевидно, и названо оно было в честь известной семьи виноделов… Но было там еще что-то такое не совсем обычное, какой-то забавный анекдот, связанный с ним. Он не мог вспомнить. Это напрочь улетучилось из его памяти.
Ужин начался, и мистер Кэмпион подумал, что все же вишенка в его кармане содержит яд замедленного действия: либо что-нибудь наподобие ботулина, либо нечто, связанное с грибами типа бледных поганок. А в омлете тоже были грибы, что еще более укрепило его подозрения.
Ну да, конечно же, это было так! Макс, наверное, подсунул ему грибной яд. Как это исключительно находчиво и как гнусно! Кроме того, как это подло по отношению к бедному старине Саварини!
— Вам нравятся белые грибы, я надеюсь? — спросил Макс и, как показалось Кэмпиону, с каким-то особым смыслом.
Кэмпион решил поддержать игру.
— Очень нравятся, разумеется, — ответил он, и Макс выразил удовольствие от его ответа.
Они как раз приступили к омлету, когда через зал в направлении к их столу проследовала небольшая процессия.
Первым выступал Джозеф, храня важность персоны, посвященной в таинство. Глаза его остекленели, а вид был просто великолепен. За ним, уморительно ему подражая, шагал маленький мальчик с подносом, на котором стояли два бокала редкой красоты. Они были высотой в десять дюймов, в форме цветков лилии с немного отогнутыми лепестками, на высоких тонких ножках.
Шествие замыкал тот официант Саварини, в ведении которого находились вина. Он был тучен, торжествен и преисполнен внимания к своему подносу, на котором красовалась широкая низкая корзинка, выложенная виноградными листьями. В корзине покоилась бутылка.