— Да нет же! — снова вскипела она. — Я ничего не имею против коммерческого искусства. Но для него требуется человек совершенно другого плана. Для него такая жертва невыносима. Если бы он не привез сюда эту Розу-Розу, то, возможно, у него не возникло бы стольких проблем. Во всяком случае, они не были бы столь остры.
— Если мне дозволено будет вставить слово, — мягко произнес мистер Кэмпион, — я не вполне понимаю, при чем тут Роза-Роза?
— Вы редкостный тупица, — ответила она. — Он же первым делом женился на ней! А как же иначе смог бы он держать ее здесь, в Англии? Вот на что намекал Макс вчера вечером. И вот почему я влепила ему пощечину. И вот почему я сказала, что, если бы он был ее любовником, это было бы еще не так скверно.
Теперь мистер Кэмпион начинал осознавать всю глубину ее оскорбленности.
— Да, я понимаю, — вяло пробормотал он.
Она вплотную приблизилась к нему, став похожей на обиженного зареванного ребенка.
— Можете ли вы понять, что, если бы ему дали работать по-настоящему, этого бы не случилось? Меня даже не слишком оскорбило то, что он предложил мне жизнь втроем. Стремление привезти эту девку на постоянное жительство в Англию было бы убедительным основанием для женитьбы на ней, но если она просто была бы ему нужна для коммерческой работы, он бы вряд ли пошел на это. О Боже, как бы я хотела, чтобы он умер!
Кэмпион почувствовал, что полностью сочувствует ей, хотя вряд ли такая постановка вопроса оправдана. Во всяком случае, одно являлось несомненным: ее обида была вызвана отнюдь не воображаемыми причинами.
— Не говорите об этом Бэлл, — вдруг спокойно попросила она. — Она придет в ярость, и ничего хорошего из этого не выйдет. Бэлл ведь так много значения придает условностям!
— Но и я тоже их придерживаюсь, — после довольно долгой паузы сказал Кэмпион. — Пожалуй, мне лучше пойти вниз. Вряд ли я могу как-то прокомментировать эту скверную историю, но если я хоть что-то и могу сделать, так постараться принять ее к сведению.
Линда отрешенно кивнула, и он подумал, что она вновь уляжется на подоконник; но, прежде чем он сделал первый шаг к двери, она схватила его за локоть, и они вместе сошли вниз.
Когда они почти спустились в холл, поток прибывающих гостей стал заметно редеть и навстречу ему потянулись те, что уже покидали прием. Мистер Кэмпион и Линда немного задержались на нижней лестничной площадке, поскольку перед самой лестницей в холле остановились, чтобы перекинуться словечком, два пожилых джентльмена.
Заметив, что они задерживают молодых людей, собеседники торопливо пожали друг другу руки, и бригадный генерал сэр Уолтер Файви поспешил выйти наружу, в то время как моулдский епископ Бернард пересек холл, направляясь в студию.
Глава 3
Убийство во время приема
Вечерняя дымка тумана, поднимавшегося от канала, становилась все гуще, и Кэмпион заметил это, следуя по вымощенной дорожке сада за епископом. Высокие окна мастерской были ярко освещены. Лайза задернула на них занавески, чтобы печаль желтовато-мглистого вечера не омрачала торжество, и в помещении мастерской, все еще заполненном публикой, было тепло, ароматно и особенно уютно после сумрака сада.
Прием потихоньку подходил к концу. Большинство гостей уже разошлось, но оставшиеся оживленно беседовали, обмениваясь шутками, и негромко смеялись.
У Макса были все основания считать прием удавшимся. В этом году публика оказалась более блистательной, чем когда-либо. Послы и дипломаты все еще окружали картину, составляя ядро светской публики, но было немало и представителей менее привилегированных социальных групп и богемы.
Никто из присутствовавших не сомневался в том, что прием закончится вполне результативно. И казалось почти неправдоподобным, что самого Лафкадио здесь нет, что он не расхаживает среди публики, не приветствует друзей, покоряя всех и каждого масштабом и обаянием своей личности.
Но если это был триумф для Макса, то не меньше он был и для Бэлл. Она стояла в центре мастерской, окруженная гостями, одетая, как всегда, в простое и строгое черное бархатное платье, но ее «сельский» чепец из крахмального органди был украшен валансьенскими кружевами.
Епископ направился к ней с распростертыми объятиями. Они ведь были очень давними друзьями.
— Моя дорогая леди! — воскликнул он своим зычным голосом, звучавшим лишь чуточку тише, чем орган в его соборе. — Моя дорогая леди, какой триумф! Какой триумф!
Мистер Кэмпион обвел помещение глазами. Было ясно, что он вряд ли в ближайшее время сможет протолкнуться к Бэлл. Он заметил донну Беатрис, являвшую на этот раз впечатляющее зрелище в зелено-золотистых тонах. Она, по-видимому, пыталась вовлечь в беседу на психологические темы весьма смущенного старого джентльмена, в котором Кэмпион узнал ученого с мировым именем. На заднем плане всей этой мизансцены он высмотрел меланхоличного мистера Поттера, почти незаметного и безнадежно одинокого. Глаза Поттера то и дело с отчаянием обращать к жалкой экспозиции гравюр, развешенных на занавесках.
Он услышал учащенное дыхание Линды и проследил за ее взглядом. Она смотрела на Томми Дакра, высящегося над столом, на котором были разложены ювелирные изделия дам, пользующихся покровительством донны Беатрис гильдии «Рукодельниц по драгоценным металлам». Том стоял спиной к столу, вернее, полусидел на его краешке, одет он был небрежно, но с явным учетом того, каким глазах публики должен быть костюм художника.
Возле него находилась девушка до того необычная, даже поразительная, что Кэмпион тотчас же распознал ней причину бурной обиды, бушевавшей в груди другой девушки, той, что была рядом с ним самим.
Роза-Роза выглядела абсолютно непохожей на итальянку. У нее была удивительно угловатая фигура, и ее хорошо развитые мышцы отчетливо обрисовывались под тонким серым платьем. Вьющиеся пшеничные волосы девушки, разделенные пробором посередине, обрамляли ее лицо, которое было прекрасно, но казалось совершенно фантастичным. У нее были темные мрачные глаза и полукруглые брови флорентийских мадонн, но нос был длинноват и слишком остер, а губы тонки и изящно изогнуты. Как все прирожденные натурщицы, она почти не двигалась и лишь изредка меняла одну позу на другую, истово и подолгу оставаясь в каждой из них.
В тот момент она прислушивалась к словам Дакра, который о чем-то болтал с ней по-итальянски, откинув голову, засунув руки в карманы и держа под мышкой мятую черную шляпу.
Она наклонилась вперед, слегка выставив подбородок, опершись на одну ногу и свесив руки по бокам. Это было как бы застывшее движение, одновременно и совершенное, крайне неожиданное, непривычное. Она выглядит, подумалось Кэмпиону, не как человеческое существо, а, скорее, как произведение декоративного искусства.
Линда направилась через всю мастерскую в их сторону, Кэмпион последовал за ней. Улыбка Дакра при виде нее угасла, но он вовсе не смутился, и Кэмпион вновь удивился странностям артистической натуры (себя он считал человеком вполне заурядным).
Его представили Розе-Розе, и, поговорив с ней, он отчетливо понял причину гнева Линды. У Розы-Розы было еще одно качество, требующееся от совершенной модели: она была невероятно, непроходимо глупа. Ее никогда не учили думать, иначе какие-либо причуды воображения неизбежно разрушили бы впечатление, которое она производила. Было очевидно, что в течение большей части жизни ее разум оставался белой страницей.
— Я привела мистера Кэмпиона, чтобы он восхитился этими экспонатами, — сказала Линда.
Дакр лениво повернулся, не вставая с края стола, и окинул его поверхность взглядом.
— Я присматриваю за ними по просьбе донны Беатрис, — произнес он. — Ей захотелось прогуляться по залу и поболтать с друзьями. Не знаю, быть может, она боится, что сюда затесались клептоманы, падкие на хлам или вещицы этого сорта? Страшноватые изделища, не правда ли?
Они принялись рассматривать произведения искусниц из промышленной гильдии «Рукодельниц по металлу», и это созерцание породило тягостное ощущение бесполезности и безвкусицы выставленных предметов.