– Но почему, ради всего святого, вы не приказали на коммутаторе говорить, что никого с таким именем в отеле нет?
– И блокировать все официальные звонки, господин министр?
– Не говоря уже о неофициальных, – добавил Нжала.
– Простите, – сказал министр. – Не подумал.
И, выполнив свою часть программы, продолжил дремать.
– Теперь, я надеюсь, Ваше Превосходительство понимает всю сложность и опасность ситуации? – сказал начальник Департамента. – Если он так просто сумел вас найти... – Он пожал плечами.
Нжала вдруг устал спорить.
– Да, да, я понимаю.
– Тогда вы согласны переехать в наше загородное поместье?
Нжала, пристально смотревший на Смита, сказал:
– Мистер Смит, должно быть, очень умен.
Это было странное замечание, сделанное странным тоном.
– Простите? – переспросил начальник Департамента.
– Настолько умен, что смог узнать голос человека, с которым даже не знаком.
– Этому есть очень простое объяснение, – быстро сказал Смит, не имея вообще никакого объяснения, но уповая на то, что в нужный момент что-нибудь придет в голову.
– Тогда приберегите его, мистер Смит, – ответил Нжала, мгновенно теряя интерес к дискуссии, – на один из дождливых дней, таких частых здесь, на островах.
На короткую секунду Смит почти проникся к нему симпатией.
Придя на работу, Элис немедленно отправилась в отдел кадров. У нее оставалась неделя отпуска, и она попросила отпустить ее со следующего дня. Внезапность просьбы вызвала легкое удивление у начальника отдела, но Элис объяснила это тем, что хочет провести несколько дней с неважно чувствующей себя матерью.
Настоящей причиной было то, что она не хотела участвовать в охоте на Ричарда Эббота. Пусть она больше ничего к нему не чувствует, но когда-то они были близки, были любовниками, хотя и недолго. Ей не хотелось ворошить прошлое, не нужно было больше смутных воспоминаний и желаний.
Она пошла в кабинет Смита, автоматически перевернула страницу на календаре, заметив, что настал последний день апреля, самого жестокого месяца года. Напечатала свои записи с экстренного совещания и положила их в корзину для входящих бумаг. Она уже собиралась уходить, когда зазвонил один из телефонов. На столе их было три: два, подключенных к коммутатору, и один – с внешней линией, подсоединенный к магнитофону. Это был стандартный набор для глав отделов.
– Алло, – сказала она.
Она услышала писк автоматически включившейся записи, затем:
– Фрэнк Смит на месте?
Она сразу узнала голос. Ошибки быть не могло.
– Боюсь, его сейчас нет, но он скоро придет. Могу я что-нибудь ему передать?
Она надеялась, что ее голос не дрожал так же, как ее сердце. На том конце повисло молчание, затем очень тихо раздалось:
– Элис, это ты?
– Ричард, – ответила она.
– Как ты, Элис?
– Хорошо... А ты?
Это казалось безумием – проводить время, вежливо беседуя с человеком, который в прошлом был любимым мужчиной, а теперь стал убийцей. Но она не знала, что еще сказать, а вежливости ее учили с детства.
– Скажи Фрэнку Смиту, что я с ним свяжусь. Хорошо?
– Ричард, подожди минуту. Не вешай трубку. Пожалуйста...
– Элис, если ты пытаешься отследить звонок, то это напрасно. Для этого требуется больше времени, чем ты думаешь. И гораздо больше, чем я собираюсь говорить.
– Ричард, клянусь, я не пытаюсь ничего отследить. Я бы не смогла, даже если бы хотела. Я одна в кабинете.
– Хорошо, у тебя есть двадцать секунд.
– Ричард, я не стала бы обманывать тебя. Правда.
– Что ты хотела сказать?
– Я... ну, я... хочу поговорить с тобой.
– О чем?
– Подожди, дай мне минуту. Я имею в виду, не торопи меня, я так не могу...
На линии повисло молчание.
– Ну?
– Я не знаю. Я просто хочу поговорить. Разве ты не понимаешь?
– Элис, – его голос был почти нежным, – я не могу позволить себе рисковать.
Послышались короткие гудки. Она сидела, уставившись на телефон, пытаясь успокоить прыгающее сердце, делая глубокие вдохи и считая до четырех, прежде чем выдыхать. Это было откуда-то из йоги или тай-цзи, или чего-то подобного. Она где-то про это вычитала. Подразумевалось, что это должно успокаивать. Но кажется, это не слишком помогало.
Она вспомнила о записывающем устройстве. Все разговоры по внешней линии автоматически записывались, если только магнитофон не был выключен вручную.
Она перемотала пленку. Это тоже не помогло.
Вошел Фрэнк Смит в сопровождении начальника Департамента и министра, уже абсолютно проснувшегося и пребывающего в приподнятом настроении после удачно завершенной встречи с Нжала, для успеха которой он не сделал ровным счетом ничего, разве что на ней присутствовал.
Элис рассказала им о звонке Эббота.
– Чего он хотел? – спросил Смит.
– Поговорить с вами.
– О чем?
– Он не сказал. Но объяснил, что еще с вами свяжется.
– Странно, – сказал начальник Департамента. – Вы ожидали чего-то подобного?
– Нет, – ответил Смит, – кроме того, что от него всегда можно ждать только неожиданного.
– Как звучал его голос? – спросил министр. – Необычно? Неуравновешенно?
– Мне показалось, что его голос звучал абсолютно нормально. Но это вы можете и сами оценить, разговор записан на пленку.
Она еще раз перемотала запись.
– Вы были очень взволнованы, – заметил министр.
– Я нервничала. Я пыталась продолжать разговор, надеясь, что кто-нибудь войдет и я смогу дать понять, что нужно отследить звонок.
Она повернулась к начальнику Департамента.
– Я прошу прощения, но я не могла ничего придумать.
– Вы также звучали очень дружелюбно, – продолжал настаивать министр.
– Я старалась поддерживать беседу, не дать ей иссякнуть.
– И вы назвали его Ричард.
Она посмотрела на Смита.
– Его я называю Фрэнк, – ответила она.
– О, – сказал министр.
– Дело в том, господин министр, – заговорил начальник Департамента намеренно демонстрируя свое лучшее аристократическое произношение, приобретенное в частной школе, – мы довольно неформальное учреждение, и потом, она была его секретарем в течение полугода или даже больше.
– И, – добавила Элис, – он мне очень нравился. Он был приятным мужчиной.
Смит подавил улыбку.
– Он всем нравился, – сказал он.
– О, – снова сказал министр, уже далеко не так оживленно.
– Кстати, – сказал начальник Департамента, – я все-таки не верю, что это тот же самый человек. Я не утверждаю, что он совершенно невменяем, но допускаю, что неуравновешен.
– Это вполне возможно, – сказал Смит.
Элис, извинившись, ушла к себе, радуясь тому, что оставила их, а еще больше тому, что с завтрашнего дня начинается отпуск, и она больше не будет участвовать ни в чем, касающемся Ричарда Эббота. Во всяком случае, так она наивно полагала.
После ее ухода они еще раз прослушали запись, еще немного поразмышляли на предмет мотивов Эббота, но так и не пришли ни к какому конкретному выводу.
Министр, который по-прежнему мечтал о квартире на Фулхэм Роуд, внезапно вспомнил, что у него назначена встреча и, еще раз поздравив всех, особенно себя, за убеждение Нжала, удалился.
Фрэнк Смит проявлял меньше энтузиазма по поводу их частичного успеха. Нжала поставил два условия: он уедет не раньше, чем на следующий день и отказывается уезжать дальше, чем на шестьдесят километров от Лондона, чтобы быть в пределах досягаемости для посетителей, особенно женского пола.
По-прежнему оставалась насущной проблема охраны Нжала этой ночью (хотя он и пообещал, что не покинет отеля), и нужно было найти подходящее безопасное место, поместье, которое можно было бы достаточно быстро превратить в очень хорошо охраняемую резиденцию.