Фрэнк Смит на секунду задумался.
– Ричард, оглядываясь назад, ты уверен, что не было никакого намека на то, что что-то идет не так?
Эббот покачал головой.
– Все было предельно просто. Я поехал туда работать, и я работал. И никто не мог бы ни в чем меня заподозрить.
Эббот приехал за два месяца до Дня Независимости в качестве независимого геолога-фрилансера, занимающегося оценкой горных месторождений для международной финансовой компании. Прикрытие было почти настоящим – он работал геологом в Африке до того, как его завербовал Департамент. Компания была менее подлинной, Она существовала в качестве прикрытия для операций Си Ай Эс и имела зарегистрированный офис на Багамах.
– С нашими средствами связи тоже ничего не могло произойти, потому что мы ими попросту не пользовались.
Как только Эббот прилетел в аэропорт Нжала, он сразу послал шифровку в Департамент (через Багамы), что добрался до места. И это все. Если что-то и пойдет не так впоследствии, контакты с Лондоном проследить будет нельзя. Политическое убийство – это оружие КГБ, ЦРУ и террористических групп, но не британского правительства. Эта мысль недопустима для свободного мира, таковой и должна остаться.
– А что с оружием? – спросил Смит. – Его не могли отследить по дороге?
– Только если звери вскрыли дипломатическую почту, – ответил Эббот с некоторой усталостью в голосе. – А это бы вызвало международный конфликт. Крайне серьезный.
Оружие, с любовью доработанную лабораторией Департамента снайперскую винтовку на основе Армалита-15, с дипломатической почтой привез военный атташе из посольства и оставил в камере хранения в аэропорту. Ключ был послан Эбботу корреспонденцией до востребования на вымышленное имя.
– То есть, насколько тебе было известно, все шло гладко?
– Лучше не бывает. Шло как по маслу вплоть до Дня Независимости, – тон Эббота стал суше. – А после этого все полетело кувырком.
Он резко сел и уставился на Смита.
– Как только рассвело, я услышал грохот, будто бы взорвалась бомба. Это полиция Нжала выламывала входную дверь. Они ворвались, как стадо буйволов, вытащили меня из кровати, немного попинали и спросили, где я храню оружие.
Я сказал: "Какое оружие?" А они снова начали меня пинать. Потом они перевернули все вверх дном в поисках винтовки. Подняли половицы, вытащили задние стенки шкафов, все выпотрошили, включая меня. В конце концов, стали простукивать стены. Но так ничего и не смогли найти.
– Так где же, черт побери, она была?
Эббот снова сдержанно улыбнулся.
– На эвкалиптовом дереве в парке имени Нжала, завернутая в промасленную бумагу.
– Умно.
– Так как они на меня вышли, Фрэнк?
Смит развел руками.
– Мы не могли сказать им, мы даже не знали, где ты.
– Достаточно было бы имени, под которым я работал. Как и всем иностранцам, мне пришлось зарегистрироваться в полиции. В Лондоне об этом знали. Но только Департамент знал это имя.
Смит молчал, ища причину.
– Я все же считаю, что ты где-то оступился, каким-то образом привлек к себе внимание.
– Как? Я пробыл там три месяца, ходил туда-сюда, производил вылазки для своих исследований, но всегда с местными проводниками и гидами и кучей оборудования. И более того, исследования были настоящими. Мы делали шурфы, копались в земле, долбили породу. Как и профессионально составленные отчеты, которые я регулярно отправлял в этот фальшивый офис на Багамах, и копии которых, как и положено, шли в Министерство геологии Его ублюдочного Превосходительства. Я не мог действовать более корректно или открыто.
– Послушай, ты же знаешь, как подозрительно звери относятся к иностранцам. Может быть, ты выпил не с тем незнакомцем и не в том баре. Что-то тривиальное. Что-то, о чем теперь ты даже не вспомнишь.
– Я помню все и всегда. И я не имею и не имел привычки пить с чужими в кабаках для деклассированной публики на городских задворках. Я даже не разговариваю с ними, и, черт побери, каждый раз, когда они пытаются заговорить со мной, немедленно и параноидально начинаю что-то подозревать. Я отлично умею оставаться в тени, была большая практика. Слишком большая.
– А что с этими нечистыми на руку чиновниками? Они там на каждом шагу. Может быть, ты дал взятку не тому или не дал тому, кому следовало.
– Западная Африка – это моя территория. Я знаю, кого подкупать, когда и сколько давать.
Смит снова театрально развел руками.
– Я просто ищу объяснение.
– В отличие от полиции Нжала, ты ищешь не там, где нужно. Они знали, что ищут. Потому что им кто-то слил информацию.
– Это твое предположение. Но ты не знаешь наверняка.
Улыбка Эббота стала еще сдержаннее и еще печальнее.
– Если бы ты был на моем месте, Фрэнк, учитывая все обстоятельства, каково было бы твое предположение?
– Точно такое же, как и у тебя, вне всякого сомнения. Но это не значит, что это правда.
– Отличный ответ, Фрэнк. Тебе нужно было стать политиком.
– Ричард, ты должен признать, что есть возможность, какой бы слабой она ни казалась, что ты неправ.
– О, да, такая возможность есть, но...
Смит поднял руку.
– Погоди. Давай выпьем. Сейчас как раз самое время.
Эббот пожал плечами. Смит тянул время, ища оправданий, которые не имели никакого значения. Если бы он только знал, как мало они значили. Впрочем, они, конечно, имели значение для него самого. Старина Смит, как ветеран Службы, до последнего защищал Департамент, или, скорее, свою в него веру. Смит достал из шкафа бутылку и два бокала.
– Кто это сказал, что вино должно быть красным? Это Марциллак из местечка под названием Конк на юго-западе Франции. Когда-то мне пришлось проехать триста километров, чтобы достать ящик...
Он на автомате продолжал говорить о вине. Ему нужно было время, чтобы подумать, время, чтобы найти способ перехватить у Эббота как психологический, так и физический контроль над ситуацией.
– Это единственное французское вино из винограда Пино Нуар, которое производят за пределами Бургундии. К тому же, дешевое. Знаешь, цена/качество. Шесть с половиной франков за бутылку.
Он поднял стакан.
– Cheers!Твое здоровье!
Они сидели, потягивая вино, в этой элегантной комнате, освещенной вечерним солнцем, заглядывающим в высокие окна с маленькими решетчатыми стеклами, слушая приглушенный шум машин, доносящийся с Куинз Гейт. Смиту казалось, что в этой мирной и цивилизованной обстановке им следовало говорить о вине, женщинах, поэзии или об упадке литературы, но никак не об убийстве.
– Ричард, мы знаем, что любое правительство способно на грязные трюки, но я просто не могу поверить, что наше правительство намеренно и хладнокровно позволило, чтобы тебя пытали и убили только из-за каких-то экономических и политических преимуществ.
– Что ж, тут наши взгляды на Контору расходятся. В любом случае, в этом не было ничего намеренного или хладнокровного. Наоборот, они выжидали, полемизировали и вообще всячески теряли время, как и любой комитет, пока, наконец, решение не было им навязано.
– Комитет? Какой комитет?
– Я не знаю. Но это решение несомненно было принято комитетом. Начальников служб безопасности или Начальников служб разведки или каким-то другим. Они там все не слишком умны, но, по крайней мере, джентльмены. Кроме одного. Всегда есть один очень толковый, но не совсем джентльмен или совсем не джентльмен. Он-то и сказал: "Наш единственный выход – сдать несчастного ублюдка". Все джентльмены в ужасе всплеснули руками и возразили: "Достойные парни так не поступают". Но слишком умный сказал: "Погодите, погодите, мы сдадим его, а потом выкупим обратно. Мы сделаем получение нашего агента обратно условием сделки с Нжала. Так же, как мячик всегда возвращается обратно, если улетел через забор к соседям". Ну и после пары бокалов дорогого выдержанного портвейна, все уже уверены, что это чудесная идея.