Вчера ночью он испробовал все, что можно.
Владелец фирмы по рассылке почты. Ювелир. Безработный плотник. Рыбак. Парикмахер.
Сорок лет, тридцать с чем-то, пятьдесят, сорок, сорок.
Успешный человек, ни то ни се, успешный, так себе, успешный.
Бабник. Гей. Любитель порнушки. Насильник. Был ли Нинабер верен жене? Пока неизвестно.
Карина Оберхольцер… При чем здесь Оберхольцер? Да и замешана ли она в дело? У нее был роман с женатым мужчиной, португальцем. Может быть, до португальца у нее был роман с Нинабером? Яуберт плыл и намечал дела на сегодня. Позвонить в больницу. Выяснить, можно ли сегодня навестить миссис Нинабер. Поговорить с начальником Оберхольцер. Где она работала раньше? Еще раз позвонить волосатому Вальтеру Схютте из «Квикмейла». Знакомо ли ему имя Карины Оберхольцер?
Что доктор Ханна Нортир захочет обсудить с ним сегодня?
Только бы не разреветься, Господи, только бы снова не разреветься!
Надо увести разговор подальше от Лары. Он не сможет завтра вести Ханну в оперу, если сегодня будет говорить о Ларе.
Ханна умеет развязывать язык. В уме ей не откажешь. Может снять с него шкурку, как с апельсина, и добраться до мякоти. Она слишком умна для него.
Может, не стоит идти к ней сегодня? Позвонить, сказать, что поиски маньяка с маузером требуют слишком много сил и он не успевает. Он придет к ней в следующий четверг, как обычно. Но в оперу-то они пойдут?
Яуберт без труда подтянулся, выпрыгнул на бортик, не замечая, что совсем не запыхался. С мыслями о работе он проплыл гораздо больше обычного. Он оделся, поехал на Касселсвлей, стараясь не смотреть на крупные газетные заголовки:
«Медиум говорит, что убийца — бур!»
Передовица в «Бюргере» называлась так:
«Жизнь „короля парикмахеров“ оборвалась!»
Буквы назойливо лезли в глаза, но Яуберт так напряженно думал, что не вникал в смысл.
Анна Босхофф сказала, что убийца «набирает обороты». Больной человек, который не отдает себе отчета в своих поступках. И он, Яуберт, ничего не может поделать, чтобы остановить его. Когда маньяк снова нанесет удар?
Вечер. Середина ночи. Раннее утро. Раннее утро. Раннее утро.
Он убивает не в разгар дня. Чем ты занимаешься весь день, ублюдок? А может, ты просто не имеешь возможности следить за своими жертвами в течение дня?
Яуберт ехал на работу привычным маршрутом, как каждое утро. Он не смотрел по сторонам и не догадывался о сюрпризе, спрятанном в сейфе, в кейсе покойного Нинабера.
— Сержант ван Девентер сказал, что положил кейс в сейф, — сказала Мэйвис Петерсен, как только он вошел в здание.
Яуберт поблагодарил Мэйвис, попросил разрешения забрать вещественное доказательство, расписался в книге и унес кейс с собой в кабинет. Положил кейс на стол, достал пачку «Уинстона», положил рядом с кейсом, сходил в комнату отдыха и налил себе большую кружку черного несладкого кофе. Вернулся, сел в кресло, закурил сигарету и глубоко затянулся.
Хорошо!
Отпил глоток крепкого растворимого кофе, снова затянулся…
На кейсе стоял оттиск: «Настоящая буйволовая кожа».
Он откинул крышку. Сверху лежал пистолет, он стоял на предохранителе. Яуберт достал блокнот и записал:
«Вопросы к Антуанетте Нинабер: он всегда носил с собой пистолет? Знал ли он Оберхольцер? Феррейру? Уилсона? Был ли верным мужем?????»
Отложил ручку и блокнот, вынул пистолет, понюхал ствол. Из него явно давно не стреляли; кроме того, его не мешало бы почистить. Зачем ты таскал с собой пистолет, Оливер? Яуберт отложил пистолет в сторону, взял сигарету, снова затянулся.
Черная книжечка с золотыми уголками. Ежедневник и блокнот. Яуберт открыл ежедневник на дате первого убийства. 2 января. Ничего особенного. Стал листать дальше. 3, 4, 5, 6, 7, 8 января. Встречи с неизвестными ему людьми. «День рождения Олли». Один из сыновей. 9, 10, 11-е…
И вдруг Яуберт увидел список.
«Мак Макдоналд. Карина Оберхольцер. Яквес Кутзе». И ниже: «Эстер Кларк».
Матт Яуберт забыл о сигарете, зажатой между пальцами. Он перечитал список. Потом встал и подошел к двери.
— Нуга! — закричал он что было мочи, высунувшись в коридор. — Сниман! Баси! — В его голосе послышались новые нотки. Он закричал снова, еще громче.
«Мэттью, он больной. Он очень серьезно болен. Не отдает себе отчета в своих поступках».