— Дальше! — нетерпеливо воскликнул Гриссел, закончив писать.
— Карстенс и Радеманн — женщины. Из троих оставшихся мужчин двое — трудные клиенты.
— Да?
— Милош и Стюарт. Милош задолжал банку сорок пять тысяч рандов; за последние два года он шестнадцать раз просрочивал выплату процентов.
Гриссел присвистнул.
— Мы заморозили его счет для безналичных расчетов. Сберегательного счета в нашем банке у него нет. Банк подал на него иск; мы пытаемся вернуть деньги через суд. У Стюарта два месяца назад отобрали машину после того, как он шесть месяцев подряд не платил проценты. Общая сумма его задолженности составила девятьсот восемьдесят рандов семьдесят шесть центов. Его чековая книжка и кредитная карта также были заморожены. У него есть в нашем банке и сберегательный счет. На балансе пятьсот сорок три ранда восемьдесят центов.
Гриссел все записал.
— Сержант, — сказала секретарша сладким голоском, — мой начальник просил еще раз напомнить вам, что все полученные сведения сугубо конфиденциальны.
— Естественно. — Гриссел широко улыбнулся.
— Доктор, я вас прекрасно понимаю, но и вы меня поймите. На свободе разгуливает маньяк. По мнению криминалистов, он совершенно неуправляем. А у вас лежит женщина, которая может предотвратить дальнейшее кровопролитие.
Яуберт гордился собой за то, что подобрал такие верные слова.
— Капитан, вы не понимаете. Ее состояние весьма… Она балансирует на краю пропасти. И я, как врач, первым делом обязан защитить ее.
Яуберт решил разыграть козырную карту.
— Доктор, я ведь могу обратиться в суд и потребовать судебное предписание.
— Капитан, судья прислушается и к моим доводам.
Шах! Они стояли лицом к лицу в коридоре частной клиники. Врач был низкорослый, тощий, с темными кругами под глазами.
— Пойду спрошу, согласна ли она.
— Буду вам очень признателен.
Врач открыл дверь и скрылся. Яуберт не знал, куда девать руки. Заложил за спину, сунул в карманы. Перепалка с врачом совсем расстроила его. Времени и так мало, а тут… Он начал расхаживать туда-сюда по толстому ковру.
В коридор вышел врач:
— Она вас примет. Говорит, что многим вам обязана.
— Спасибо, доктор.
— Даю вам пять минут, капитан. И будьте с ней помягче. — Он придержал дверь, пропуская Яуберта вперед.
Антуанетта Нинабер выглядела ужасно. В углах рта залегли глубокие складки. Глаза запали, осунувшееся лицо, туго обтянутое кожей, похоже на череп. Она лежала утопая в подушках; верхняя часть тела слегка приподнята. Из запястья торчит игла, прикрепленная к трубке капельницы. На ней была голубая ночная рубашка. Светлые волосы разметались по подушке безжизненной массой.
Яуберт подошел к кровати.
— Мне очень жаль… — начал он, чувствуя себя очень неловко.
— Мне тоже, — глухо ответила она.
Снотворное еще не до конца вышло из организма; Яуберт заметил, что смотрящие на него глаза слегка не в фокусе.
— У меня к вам несколько вопросов. Если устанете, скажите.
Антуанетта Нинабер кивнула в знак согласия.
— Был ли ваш муж знаком с Ферди Феррейрой или Дрю Уилсоном?
Прошло несколько минут, а потом она покачала головой: нет.
— С Кариной Оберхольцер?
— Нет.
— Яквесом Кутзе?
— Нет.
— Эстер Кларк?
— Нет… — ответила она дрожащим голосом.
— Ваш муж обычно носил с собой в кейсе огнестрельное оружие?
Глаза Антуанетты Нинабер закрылись. Шли секунды. В коридоре послышались шаги.
Слышит ли она его?
Ее глаза открылись.
— Нет, — ответила она. В уголке глаза набухла слеза; она стекла по бледной щеке, упала на голубой ворот сорочки, где не сразу впиталась в материю.
Яуберта раздирали противоречивые чувства. Время не ждет; надо спросить ее, был ли муж ей верен. Но такой вопрос нельзя задавать — по крайней мере, сейчас. А если как-нибудь иначе, помягче? «Был ли ваш брак счастливым?» Антуанетта Нинабер смотрела на него выжидательно и затравленно, как будто она была зверем, а он — охотником и целился в нее из дробовика.
— Спасибо, миссис Нинабер, — сказал он. — Надеюсь, вы скоро… желаю вам всего доброго.
Ее губы едва слышно прошептали:
— Спасибо. — Бывшая кинозвезда отвернулась, уткнулась в подушку.
Яуберт сидел в своем кабинете, прижав к уху телефонную трубку.
Жулио да Коста сказал, что Карина Оберхольцер вроде бы упоминала имена Яквеса Кутзе и Эстер Кларк, но подробностей он не помнит.
— Она была такая болтушка, капитан. Постоянно что-то рассказывала. И смеялась. Очень живая девушка. Любила веселье, вечеринки, любила людей. Работала она только ради денег и для того, чтобы скоротать время. А по-настоящему ее жизнь начиналась по вечерам. Так мы с ней и познакомились. Однажды в пятницу вечером она пришла ко мне в ресторан — уже поздно, в первом часу ночи. Вместе с толпой друзей.