Он не хотел задавать вопросы, готовые сорваться с губ. Больше всего ему хотелось уйти, а ее оставить здесь. Жаль, что Эстер Кларк не умерла.
Осталось выяснить последнее.
— Когда тебе передали мое личное дело…
Она как будто проснулась. И долго смотрела на него, возвращаясь в настоящее.
— Я не знала, что это дело расследуешь ты.
А он вовсе не о том хотел ее спросить.
— Когда я пригласила тебя в оперу… Больше никто не должен был прийти. К тому времени я уже все знала.
Ему захотелось уйти.
Она по-прежнему не сводила с него глаз. Левая рука отпустила ствол маузера, правая крепче сжала его, палец на спусковом крючке.
— Пожалуйста, выйди отсюда.
Он смотрел на нее и не мог насмотреться. В последний раз он видит ее наедине. Скоро этот краткий миг пройдет и начнется будущее. В будущем возможно всякое.
Яуберт встал и подошел к ней вплотную.
— Нет, — сказал он. Он не мог уйти, потому что она помогла ему исцелиться. Он осторожно вынул маузер у нее из руки.
44
Чтобы избежать встречи с журналистами, пришлось выходить из здания Верховного суда через боковую дверь. Все газеты написали об аресте обвиняемой. Потом интерес постепенно угас. Но сейчас дело передали в суд, и репортеры снова оживились.
Яуберт услышал сзади голос:
— Капитан!
Он остановился и стал ждать.
— Как вы? — спросила Маргарет Уоллес.
— Устал. А вы?
— У меня все нормально.
Она действительно хорошо выглядела. Разноцветные глаза стали ясными.
— Может, выпьем кофе? — Яуберт не желал возвращаться назад.
— С удовольствием.
Они шагали рядом в серых августовских сумерках. Вспоминать тихую, бессловесную фигурку на скамье подсудимых не хотелось. Правда, у каждого были на то свои причины.
На Гринмаркет-сквер они вошли в небольшую кофейню; Яуберт пропустил спутницу вперед. Они сели, заказали кофе.
— Я не хотела приходить на заседание. Но мне надо было на нее взглянуть. Всего один раз. Хотелось передать ей, что я на нее не сержусь.
Яуберт мог бы сказать, что это не имеет никакого значения. Он уже знал результаты психиатрической экспертизы. Вечером их представят судье.
— Но она выглядит такой… далекой, такой отстраненной.
— Да, — сказал он.
— Вы похудели.
Неожиданно для себя Яуберт обрадовался.
— Вы так думаете?
— Да.
Им принесли кофе.
— Как же вам это удалось?
— Работы было много.
Сначала он стремился скрыться, спрятаться от всех. В том числе от себя самого. И от Анны Босхофф — она звонила ему два раза, а потом сдалась. И от нового психолога. Позже он стал загружать себя работой с лечебными целями, искать равновесие, шаг за шагом, мало-помалу.
— И еще я бросил курить.
— Замечательно!
— Как ваши дети?
— Сейчас уже лучше. Но по-прежнему…
— Я продал дом.
— Я тоже. Теперь мы живем в Клермонте. Аштон-Виллидж. Там очень красиво.
— А я недалеко от Столовой горы.
— Купили другой дом?
— Нет, я… — Яуберт долго подыскивал нужное английское слово, наконец вспомнил. — Я живу в квартире.
— Если хотите, перейдем на африкаанс. Я, правда, говорю на нем не очень хорошо.
— А по-моему, замечательно.
Пауза.
— Вы когда-нибудь были в опере? — спросил он.