Увидев, что он немного успокоился, доктор Нортир тихо сказала:
— Продолжим в следующий раз.
Яуберт встал и направился к двери, заставляя себя не бежать.
Он сидел в кресле, забыв о яблоке. Унижение, которое он пережил в кабинете доктора Нортир, давило на него сильнее, чем воспоминания о фиаско с Ивонной. Он невольно сравнил Ханну Нортир и Ивонну Стоффберг и сам себе удивился. Как он мог так завестись от соседской девчонки? Рядом с Ханной Нортир красота Ивонны Стоффберг блекла, меркла.
На секунду ему стало жаль Ивонну. Но потом он вспомнил ее пышные формы, крепкую грудь…
Да, юной соседке не тягаться с доктором Нортир. Но Ивонна первая за долгое время разбудила в Матте Яуберте мужчину.
Ферди Феррейра ненавидел собак жены.
Особенно сейчас, без двадцати шесть утра, когда солнце только что взошло.
Во-первых, по его мнению, в их передвижном доме в Мелкбосе было слишком тесно для двух взрослых людей и двоих собак породы корги.
Во-вторых, его раздражали внимание и любовь, с которым Гейл Феррейра относилась к собакам. Домой она возвращалась поздно вечером — она служила бухгалтером в угледобывающей компании — и первым делом кидалась к своим любимцам. Собак звали Чарлз и Диана, но Гейл называла их ангелочками.
Однако больше всего Ферди ненавидел собак потому, что обязан был каждое утро гулять с ними вдоль берега океана.
— Ферди, погуляй с ними до шести, чтобы я смогла попрощаться с ними до того, как сяду на автобус.
В их семейной иерархии главенствовала Гейл. За ней шли собаки. Ферди был на последнем месте.
— Собаки, Ферди! — деловито напомнила Гейл, одеваясь перед зеркалом. Хотя рост и телосложение у нее были средние, из-за громкого голоса и решительных манер она казалась рослой и внушительной.
Ферди вздохнул и встал из односпальной кровати, которую от кровати Гейл отделяла прикроватная тумбочка. Он понимал, что спорить бесполезно. Будет только хуже.
Собаки угрюмо топтались на пороге спальни — им не терпелось погулять.
По утрам Ферди сильнее, чем обычно, подволакивал левую ногу.
— Не шаркай!
— Я ногу натер, Огонек, — заныл Ферди. Прозвище Огонек Гейл получила еще в школе, когда без устали носилась по хоккейной площадке. Он по-прежнему называл ее так время от времени.
— Ничего с твоей ногой страшного нет, — возразила Гейл.
В детстве Ферди Феррейра перенес полиомиелит. Пострадала только левая нога, но она не была парализована. Сейчас Ферди лишь слегка прихрамывал при ходьбе; он заказывал дополнительную набойку на левый ботинок. Иногда он спекулировал на своем недуге, преувеличивая степень увечности.
Ферди привычно вздохнул и начал одеваться. Сходил на кухню за поводками и вернулся в спальню, нарочно сильнее подволакивая ногу. Но Гейл его не пожалела. Собаки уже сидели у двери, преданно глядя на хозяйку. Ферди пристегнул поводки к ошейникам. Чарлз и Диана зарычали.
— Я пошел, — заявил он обиженно, тоном великомученика.
— Береги моих ангелочков! — ответила Гейл.
Ферди поплелся к воротам по асфальтированной дорожке между другими передвижными домами-трейлерами. Поздоровался со старой миссис Аткинсон из семнадцатого номера, владелицей одиннадцати кошек. Почуяв кошачий запах, корги напряглись. Ферди злорадно дернул за поводки. Пусть не один он мучается! Собаки снова зарычали.
Он вышел за ворота. Чернокожего привратника, который обычно дежурил в деревянной будке, не было видно — наверное, спит. Ферди зашагал по тропинке вдоль берега Литл-Солт-Ривер, которая в этом месте впадала в океан.
Он не замечал ни пламенеющего оранжевым цветом горизонта, ни сине-зеленой глади Атлантики, расстилающейся перед ним, ни длинной белой полосы пляжа, ни машины, припаркованной на пустыре. Потому что думал он совсем о другом. Джордж Уолмер купил три новые кассеты — жесткое порно. Он обещал зайти и захватить фильмы.
Между стихийной автостоянкой на пустыре и пляжем находилась невысокая дюна — неровный песчаный холм высотой метра два, кое-где поросший кустарником и травой.
Ферди шел обычным маршрутом — по тропинке, проложенной через дюну. Корги рвались на травку. Он дергал за поводки. Собаки рычали.
Краем глаза Ферди заметил, что навстречу кто-то идет, но ничего странного в этом не нашел. В ранние часы на пляже довольно часто попадались люди. Кто-то бегал трусцой, кто-то гулял, кто-то любовался морем.
Он дернулся, лишь увидев маузер, торчащий из-под синей ветровки. Сначала решил, что это шутка, оскалился в улыбке, но тут увидел длинный ствол, а самое главное — лицо и оцепенел от страха. Глаза у него вылезли на лоб.