— Да! — воскликнула она, встала с травы, — ждите здесь! Я до кареты.
В карете уже проснулся Жанпольд, успел спросить почему остановились.
— Мария выпрыгнула, — пояснила София, — побежала к девушке в поле. Думаю, она её знает, как и того мужчину к которому они подошли.
— Если хотите, — крикнул им извозчик, — я схожу за ней.
— Нет, пусть, — Жанпольд выглянул в окошко, — если она их знает, пускай общаются. Всё равно не успеваем к королю до заката.
И вот, через некоторое время, Мария открыла дверь кареты и гордо объявила:
— Мне нужны монеты! Штуки три золотых думаю подойдет.
Жанпольд поперхнулся воздухом от удивления. Сначала он хотел засмеяться, но переборщил с воздухом, что набрал в себя.
— Куда тебе столько? Может ты имела в виду серебряных⁈ — сказал наконец мэр.
— Нужно помочь людям. К тому же, вы сами сказали, что меня наградят за Воларис. Считайте, что я у вас всего лишь прошу взаймы.
Жанпольд стал серьёзным.
— Ты уверена, что тебя не обманывают?
Мария протянула ему руку, раскрыла ладонь.
— Да.
Вернулась Мария под берёзы с тремя золотыми монетами и вложила в руку Руфь.
— Тут должно хватить на поездку домой, не то что на письмо.
Они обнялись, передали друг другу все любезности на свете и в конце концов стали прощаться.
— Я думаю, мы о тебе еще услышим, — сказала Руфь Марии, когда они встали с травы, — о тебе и Галахаде начнут сочинять песни.
— Я знаю, что должна радоваться этому. Мы все мечтаем о том, чтобы наши жизни оставили след в истории. Чтобы о нас вспоминали. Но это всё кажется таким пустым. Я не знаю…Галахад рассказывал мне, о том, как он относиться к своим подвигам. Какова их реальная для него ценность. В конце концов он так и не смог найти счастья, своё место в жизни, сколько бы песен про него не пели. Но что я смыслю в подвигах. Я была лишь свидетелем. Он всё сделал сам.
Многое еще могла сказать Мария о том, что именно она чувствует. Но взглянув на Измаила и Руфь, стоящих рядом и не знающих, как ей на это ответить, пришлось махнуть рукой, да так небрежно и быстро, будто она только что сказала чепуху и не стоит тратить на неё время. На самом деле, слова Галахада о ничтожной цене подвигов не выходили у неё из головы весь путь домой.
Мария отправилась обратно в карету, Измаил взял косу в руки и собирался идти работать. Руфь села у березы, открыла ладонь и посмотрела на три золотые монеты в руке. Тут же, над ней нависла тень.
— Что ты будешь делать теперь? — спросил Измаил, вставший перед Руфь, — не нужно ждать пока я заработаю монет. Ты можешь уже сегодня поехать в город, найти капитана с кораблём.
— Да, ты прав, — Руфь подняла голову, посмотрела на него, — я могу совсем скоро вернуться домой. К постиранной одежде, к горничным. К роскошным балам, к мужчинам одетым с иголочки и к их хищным глазам. И больше никогда в жизни не буду стирать сама, — Руфь выдохнула, сжала монеты в кулаке, посмотрела куда-то в даль, — но можно…можно я начну с письма? Они должны знать, что я жива. А потом…потом посмотрим. Балы никуда не денутся.
Может Руфь и показалось, но думается ей, Измаил опустил плечи от облегчения, что не останется один ещё хоть на какое-то время.
— Ты хочешь покосить траву? — спросил он.
Руфь посмотрела на него. Да, он почти улыбался. Он рад, что не останется один.
— Ты устал? — спросила она.
— Хах, нет конечно, но раз ты уже умеешь стирать, пора ещё чему научиться.
— А знаешь, — Руфь поднялась с травы, оттряхнула подол платья, — я с радостью. Пошли.
Они зашагали. Измаил протянул косу Руфь.
— Нет, нет, нет, сначала ты покажи, как это делается, а потом уже я возьмусь. Так сразу я не смогу.
— Со стиркой же у тебя получилось без знаний, почти сразу.
— Я чуть-чуть читала о стирке в книгах, к тому же там всё понятно. Что ты замолчал и заулыбался? Говори, что на уме, не надо тут секретничать.
— Что ж, раз ты заставляешь…то я думал, что нет ничего более понятного, чем отжим одежды.
— А! Вот значит какого ты мнения⁈ Знаешь ли, нет! Может со стороны покажется, что всё просто, на самом деле…да, что я тебе объяснять буду, дай косу! Щас я тебе покажу понятно!
Мария, у самой кареты, обернулась на их громкий спор. Поначалу она испугалась, когда Руфь стала махать косой в сторону Измаила, но, когда тех двух одолел смех, страх улетучился. Вот бы её раны могли залечить бывший пират и три золотых монеты.