Клара подобралась настолько близко, насколько смогла. Она видела силуэты за воротами и слышала голоса. Она увидела тощую девчонку высокого роста. Это явно была не Мария. Значит, это должна быть предполагаемая дочь мэра. Да, так и есть. Старая горничная стала рассматривать именно эту девчонку. Два солдата подвели факел к её лицу. Сложно было понять, говорит ли что-то горничная или нет. Головой она не мотала, но и не кивала. Будто замерла. Солдаты тоже замерли рядом с ней.
#
— Ну так что? Это она? — спросил солдат справа от горничной. Спросил очень близко, почти на ухо.
— Сложно сказать, — горничная прищурилась, — я никогда не видела дочь мэра такой бледной и дрожащей. С синими губами и огромными мешками под глазами, как у этой. Да и было это десять лет назад. У меня память на лица…
— Думайте! — сказала солдат справа, теперь двигая факел в сторону горничной, а не Софии, — если вы скажете, что это не она, а окажется, что это она, мы упустим такое похвалу! Монеты, а может быть даже землю и дом!
— А может и она, — закивала горничная, притворно задумавшись.
Солдат слева заговорил:
— А если вы скажете, что это она и мы поведём её к мэру и представим, как давно утерянную дочь, только чтобы посыпать соль на рану и разбить возрождённую надежду — то место нам на плахе. Всем пятерым. Два солдата, горничная, лже-дочь и эта девчонка, что с ней.
Горничная представила себя без головы, на плахе. Да еще и за такую глупость. Язык ей бы держать за зубами и не надеяться на старческую память.
— Тогда… — горничная замешкалась, еще раз посмотрела на Софию, — тогда это невозможно определить. Когда она в таком состоянии. Дайте ей воды, еды и мягкую кровать. Что тут думать. Если это дочь мэра, то вы всё сделали правильно. За осторожность вас на плаху не поведут. Если это не дочь мэра — в худшем случае вы поможете бедной девушке.
— А что если болезнь какая разнесётся из-за них?
На этот вопрос горничная не могла ответить. Моральные дилеммы в её профессии встретишь не часто. Если она и знала, как принимать решения и мириться с подобными последствиями, то давно забыла за ненадобностью.
— Мы не больны! — воскликнула Мария, как только поняла, что план солдат по определению родства Софии с Жанпольдом не сработал, — мы шли две недели на своих ногах. Ели только белок, спали на холодной земле. Чудо, что мы живы.
Один из солдат приподнял факел и выставил впереди себя. Он смотрел в ту сторону, откуда пришли Мария с Софией.
— В той стороне ничего нет. Откуда вы шли столько дней?
— Вы знаете откуда. Там только одно место.
— Ты та девочка, — горничная начала вспоминать, — та девочка с рыцарем. С Галахадом.
Марии захотелось заплакать, услышав это имя. Или упасть на траву. Но точно не объяснять этим идиотам, что произошло.
— Да. Я та девочка с рыцарем, — еле выдавила она из себя. Ком стоял в горле, — Галах…кхм, этот рыцарь спас меня, спас Софию, освободил Воларис от страшного бога. И теперь, за это он…— слезы покапали из глаз, спускались по щекам на губы. Мария вздохнула. Она не может развалиться сейчас. Когда при людях, когда рассказывает о его подвиге. Он этого не заслуживает. Он заслуживает признания. Каждый должен узнать, что он сделал. Узнать от неё. От отчетливого, громко, без дрожи, без сожалений, без слёз. Как есть, как должно быть. Как о подвигах рассказывают барды и как пишут летописцы. Наконец, собравшись после глубоких вдохов и выдохов, Мария продолжила, — он умер за это. Умер, чтобы спасти нас всех. Чтобы освободить короля Якова и королеву Марию. Он сразился с драконом. Он его победил! Он поглотил душу дракона, чтобы убить бога, чтобы отправить его обратно! Туда, где ему место!
Именно тогда Клара всё поняла. Воларис освобождён от невиданной напасти. Мария вернулась обратно. Без своего рыцаря, но с дочерью мэра.
Клара не стала дожидаться, какое решение примут солдаты и побежала к ним. Она кричала настолько громко, насколько могла. Кричала о том, что знает, признаёт в этой девочке именно Марию и что с ней действительно может быть София.
Глава тридцатая
В гостиную поочередно заходили люди. Солдаты были первыми. Они шагали тише всех, почти на цыпочках. Только не понятно было зачем, если они пришлю сюда ради одного — разбудить мэра, спящего в тарелке со своим ужином.