— Ну, мне здешние транспортные проблемы не знакомы — так же, как и Олечке. Окажись я на ее месте, меня, возможно, постигла бы та же самая участь, — заметил Аристарх.
— Вот поэтому-то я виноват вдвойне, — заявил Александр Тимофеевич. — В особенности перед нашей прекрасной дамой. Если у меня и есть оправдание, то только одно. В клубе вчера произошло очень неприятное событие: пропала картина, одолженная нами у местного краеведческого музея.
Меняйленко поморщился, взял с серебряного блюда банан, очистил его и стал есть. В комнате установилась тишина. Москвичи пытались дать оценку этому факту, но без комментариев администратора сделать это было непросто.
— Дорогая картина? Ценная? — осторожно поинтересовалась Ольга, не желая бередить ран Александра Тимофеевича. В журналистке снова проснулись задатки детектива, и она, стряхнув с себя усталость, принялась строить схемы, одну причудливее другой. В частности, ей пришло в голову, что пропажа картины и смерть старика-швейцара могли иметь между собой некую связь.
Меняйленко пристально посмотрел на Ольгу и вдруг весело блеснул выпуклым вишневым глазом.
— А девушка-то совсем ожила. Узнаю прежний боевой пыл. Ее и грабили, и убить пытались, а ей хоть бы что. Должен вас, однако, разочаровать, Оленька. Дрянь картина. Я видел ее мельком, когда мы вынимали полотна из ящиков и сверяли со списком. Неизвестный художник начала двадцатого века. Русский авангард. Нечто в духе Малевича или Родченко. Какие-то геометрические фигуры, линии. Видно влияние супрематизма. Но все очень грубо, уверяю вас.
— А я не знала, что в живописи вы тоже разбираетесь, Александр Тимофеевич, — сказала Ольга, отставляя свою чашку на подлокотник дивана. — Судите вы, во всяком случае, с уверенностью эксперта. Но при этом сами себе противоречите. Если эта картина так уж дурна, зачем вы затребовали ее для вернисажа?
— Гляньте, князюшка, какие с девушкой происходят метаморфозы. Она уже не жертва, она следователь! — Меняйленко картинно развел короткими руками, намекая, что стойкость и упорство Ольги заслуживают восхищения.
— А ведь Ольга права, Александр Тимофеевич, — задумчиво произнес Аристарх, извлекая из портсигара свою греческую сигарету «Алексей Комнин». — В самом деле, зачем?
— Потому что она из имения князей Усольцевых. Когда большевики заграбастали поместье, все картины отправили в Первозванск. Самые ценные оттуда перевезли в Эрмитаж или продали за границу, чтобы купить паровозы. Те же, что особой ценности не представляли, — как этот этюд № 312, — оставили в краеведческом музее. Поскольку тема выставки — «Шедевры живописи из спасенных дворянских усадеб», мы, для представительности, договорились с музеем о передаче нам и этого, с позволения сказать, шедевра.
— Есть все-таки в ваших рассуждениях какой-то изъян, — сказала Ольга. Она спустила ноги с дивана и, опершись локтями о край стола, вперила в администратора взгляд продолговатых глаз. — Вы совсем упустили из виду швейцара. Пропажа картины и его смерть произошли почти одновременно — так?
— Допустим, — был вынужден согласиться Меняйленко.
— Значит, по-вашему, это совпадение? Предположим. Тогда вернемся к обстоятельствам смерти старика. Помните два стакана у него на столе? К нему перед смертью заходили, это ясно.
— Это, Оленька, даже дознаватель признал. Но не стал поднимать из-за этого шум — и вы помните, почему. — Меняйленко уже не шутил, он говорил взвешенно и серьезно, желая, очевидно, раз и навсегда покончить с этим делом.
— Но дознаватель поленился опросить соседей. А я нет. Когда вы уехали на свой вернисаж, я прошлась по их комнатам и выяснила, что старик Савельев имеет обыкновение записывать время своего отхода ко сну. Он и в ту ночь записал: половина первого. А в полночь, по его словам, к швейцару пришел гость. Умер же Ауэрштадт в начале третьего. Таким образом, эти три события отстоят друг от друга на полчаса и на час-полтора соответственно. Двенадцать, двенадцать тридцать и, скажем, два часа двадцать минут ночи. Довольно тесная получается цепочка, вы не находите? Тоже скажете, что это совпадение?
— Все эти совпадения я мог бы объяснить, не вдаваясь в детективные сюжеты. Мог бы, но не буду. Давайте, черт возьми, примем вашу точку зрения: как-никак, вы рисковали жизнью, чтобы подкрепить ее фактами — если, конечно, то, что вы сообщили нам и в самом деле факты, а не мудрствования пенсионера. Прежде всего, однако, мне надо позвонить в клуб. Вдруг картина уже нашлась? Представляю, какое сожаление вы испытаете...