— Скажите, Аристарх, вы смогли бы открыть дверь без ключа, скажем, с помощью перочинного ножа?
Вопрос озадачил Собилло, некоторое время он молчал, поскольку слыл педантом и никогда не говорил «да», если не был уверен в своих возможностях.
— Так что же — да или нет? Заранее предупреждаю, что предприятие, которое я задумала, связано с известным риском и в случае неудачи сулит крупные неприятности.
— Насколько крупные? — хладнокровно осведомился Аристарх, предпочитавший иметь дело с конкретным и взвешенным риском.
— Судите сами: проникновение на чужую жилплощадь без разрешения хозяев? — смело, глядя ему в глаза, сказала девушка и обворожительно улыбнулась. — Вы же знаете, я не какая-нибудь мелкая уголовница. Я бы с удовольствием спросила разрешение у хозяина и, уверена, получила бы его, но дело в том, что он умер. Его фамилия Ауэрштадт.
Аристарху казалось, что он никогда не устанет изумляться прихотливому течению мыслей в голове этой обольстительницы.
— Там-то вы что забыли?
— Я вам потом скажу — в машине, — воскликнула Ольга. — Если согласны — давайте двигаться. Ну, а если нет... — На лбу у девушки залегла глубокая складка раздумья и сомнения. — Если нет, то я сама к нему в комнату залезу — хоть через окно. А вы меня в машине подождете, хорошо?
Аристарх был поставлен в щекотливое положение. С одной стороны, он не мог бросить спутницу на произвол судьбы, поскольку отлично понимал, что она от своего замысла не откажется. С другой — идти на явное нарушение закона ему тоже было не с руки. Его общественное положение, полученное воспитание, да и сам образ мыслей, который Собилло всю сознательную жизнь в себе культивировал, не позволяли ему согласиться на предложенную Ольгой авантюру.
Он посмотрел в ее глаза, таившие в своих морских глубинах усмешку, на хрупкие плечи, на которые она собиралась взвалить слишком тяжелую для них беззаконную ношу, на высокую грудь, едва заметно содрогавшуюся в такт с ударами ее отважного сердца — и согласился.
— Наверное, я сошел с ума, но я готов следовать за вами.
Ольга восхищенно взвизгнула и повисла у Аристарха на шее. Ощутив на губах подаренный крепкий поцелуй, он почувствовал, как последние сомнения оставили его, и решил, что пойдет за этой женщиной до конца, а там будь что будет.
Радостная и оживленная, словно торопящаяся на свидание школьница, Ольга положила руку на сгиб локтя Аристарха и повлекла его к машине, где их уже без малого два часа дожидался шофер Меняйленко Петрик.
— Заболотный, 8, — скомандовал Собилло, когда они забрались в машину. В салоне было тепло и уютно, а из динамиков лилась пронизанная русским духом и удалью песня «Глухари на токовище» в исполнении Розенбаума — любимого певца и композитора Петрика.
— Это что же, уж не в гости ли вы к покойнику собрались? — поинтересовался тот, заводя мотор. Он успел и пообедать, и поспать, а потому был готов ехать куда угодно — лишь бы заниматься делом, а не скучать в салоне.
— Хуже, Петрик, — подала голос Ольга, устраиваясь поудобнее и прижимаясь плечом к верблюжьему плечу Аристарха. — Мы едем грабить покойника. Поэтому вы в переулок не заезжайте, а ждите нас на выезде. В случае чего, вы ни при чем.
— Ясно дело, ни при чем, — ответил шофер. — Мне и Александр Тимофеевич так всегда говорит — в случае чего, ты ни при чем. Сиди и жди. Ну я и жду.
— А у вас, случаем, перочинного ножа не найдется? — обратился Аристарх к Петрику, вспомнив, что придется вскрывать замок. Признаться, он до сих пор не имел представления, удастся ли ему это сделать, но попробовать намеревался.
Шофер хмыкнул.
— Час от часу не легче. Девушка говорит, что вы покойника едете грабить, а вы нож просите. Так «каво рэзат будэм?» — осведомился он, имитируя, как ему казалось, грузинский акцент.
— Не кого, а что, — сказал Аристарх. — Вот Ольга Петровна считает, что замки легче всего вскрывать с помощью перочинного ножа.
«Мерседес» Меняйленко свернул с улицы Ленина и, минуя Лаврентьевский спуск, покатил по хитросплетению улочек и переулков старой, «мещанской» части города.
Ужасное время — зима, думала Ольга, глядя в окно на тускло освещенные редкими фонарями ряды двух и трехэтажных домов, что тянулись по обеим сторонам улицы. Темное, холодное и неприютное. Главное — темное.
Который уже раз она путешествовала по Первозванску — и пешком, и в машине — и все в темноте.
«С другой стороны, — размышляла она, — только темнота и будет нам в помощь, когда мы с Аристархом полезем в комнату старика Ауэрштадта. Ведь у нас с ним опыта по этой части никакого. — Тут она вздохнула. — И чего только я его с собой потащила? Посадят его, бедного, в тюрьму, что я тогда стану делать?