Что такое «соотв.» Ольга догадалась сразу. Это было «соответственный» или «соответственно», но чему это самое «соотв.» соответствовало, оставалось только гадать. Более того, она даже не могла представить себе, из какой сферы человеческой деятельности были взяты эти буквы и цифры — не говоря уж об остальном. Так что впредь попыток выяснить подноготную Паши она не предпринимала и, как и большинство женщин, оказавшихся в ее положении, тешила себя мыслью: «Захочет — сам скажет».
Перебирая в памяти поступки друга, Ольга пыталась обнаружить нить, которая могла бы привести ее к осознанию причины случившегося. Так ни до чего и не додумавшись, она пришла к выводу, что остается одно — ждать. Даже в милиции человека начинали разыскивать не раньше, чем через трое суток с момента его исчезновения.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ольга тряхнула головой, отгоняя прилипчивые и гнетущие мысли, и ускорила шаг. Лучше было думать о красавце Аристархе — Главном герольдмейстере Северного дворянского общества. Кажется, он был к ней неравнодушен, и она в любой момент могла заполучить в его лице отличного любовника — богатого и щедрого, о каком миллионы женщин могли только мечтать.
И она бы мечтала, если бы прежде не познакомилась с Пашей, Пашенькой, Пашунчиком. Он не был таким холеным и светским, как Аристарх, но с ним было приятно ходить, держась за руки, не думая при этом ни о чем. Иногда это так здорово — ни о чем не думать, а только смотреть на строгие, бесконечно прекрасные черты своего любимого. Разумеется, прекрасные для тебя одной — большинство ее знакомых женщин и девушек Пашу особенно привлекательным не считали. И еще — он был надежен, как только может быть надежен мужчина. До поры до времени, конечно...
Впрочем, и от Аристарха тоже веяло спокойствием и надежностью, но эти качества — в его интерпретации — больше напоминали холодноватую сдержанность Исторического музея. Ольга вспомнила, какое торжественное чувство отрешенности от всего земного она испытала, когда в детстве в первый раз ступила под его своды. Наверное, жить с Аристархом — все равно что существовать с несколькими веками европейской истории, нашпигованной литературными персонажами: убийцами, монахами-инквизиторами и королевами-отравительницами.
Ольга уныло хмыкнула и оглянулась — как раз вовремя. Выяснилось, что она переходила оживленную улицу, заполненную визжаще-шуршащим автомобильным стадом.
— Ну, коза! — орал таксист, проезжая мимо и намеренно сбрасывая скорость. — Что же ты под машину-то лезешь? Она же не трахает, а давит!
«Как это верно, — сказала себе Ольга, перебегая через улицу, как солдат под огнем — зигзагами. — Рассуждаешь о любовниках, а безжалостная машина судьбы готова тебя сокрушить в самый неподходящий момент».
Оказавшись на противоположной стороне, Ольга поняла, что ноги сами собой принесли ее к вокзалу. Ничего удивительного — железная дорога в провинциальном городе — начало всех начал, и все пути здесь ведут к вокзалу. Девушка взглянула на часы: ого! Половина девятого. Когда занят, мыслями, время летит, как сумасшедшее. Теперь, наверное, дамы и господа в Дворянском клубе оживленно обсуждают открытие вернисажа, потягивают в фойе шампанское и болтают о пустяках. А кое-кто из журналистской братии готовится пройти по просторным залам с диктофонами, задавая гостям не очень умные вопросы и получая на них столь же бессмысленные ответы.
«Как хорошо, что я отказалась туда поехать, — сказала себе Ольга. — Мало я, что ли, таких вернисажей видела в Москве? Везде одно и то же — все норовят выставить себя на показ. Прямо вселенский эксгибиционизм какой-то!»
Выражение понравилось.
— Мы живем во времена всеобщего эксгибиционизма, — сказала она вслух и, заметив сделавшихся непременной принадлежностью вокзалов нищих и калек, добавила: — И они тоже эксгибиционисты, только выставляют напоказ не славу и безупречную красоту, а свои язвы! Главное, чтобы видели, и не просто видели, а платили за увиденное.
Ольга пошла на перрон. Ей всегда нравилось стоять там и наблюдать за суетой, которая предшествовала отходу поезда. Вот и теперь, прислонившись спиной к колонне, поддерживавшей ажурные своды вокзала, она занялась наблюдением. Отходил московский — и не местный, задрипанный, а «Московский скорый», делавший в Первозванске остановку на десять минут и следовавший до Москвы откуда-то с юга, из теплого ближнего зарубежья.