– Ясненько, – сказал Лоб.
– Она вела себя высокомерно даже с нами, – добавил он. – Этакая гранд-дама, которая вынуждена давать уроки музыки. Такая манера поведения всегда вызывает раздражение!
– Я слышал про аварию, в которой она чуть не погибла…
– Ах да! Несчастный случай, когда автобус свалился в овраг. Разумеется, работая гидом, можно попасть в рискованные ситуации.
– Удалось ли установить причину аварии?
– Нет. Водитель скончался в больнице, так и не придя в сознание. Свидетельства пассажиров… Вы прекрасно знаете цену свидетельским показаниям. Вполне возможно, водитель совершил ошибку… Некоторые газеты писали про вредительство. Но кто и кому захотел навредить? Расследование ничего не дало.
Видя смущение своего собеседника, Лоб перешел к проблеме, которая преследовала его неотступно.
– Расскажите-ка про ее личную жизнь.
– С этой стороны я ее не знаю. Не подумайте, что мы ведем слежку за нашими сотрудниками. Каждый волен жить по своему разумению. Но все же при отборе претендентов на должность гида мы вынуждены соблюдать известную осмотрительность. И кроме того, мы прислушиваемся к пересудам… Известны случаи, когда сопровождающие, стоит им пересечь границу…
– Манкируют своими обязанностями? – подсказал ему Лоб.
– Именно так. В этом отношении поведение мадемуазель Маковски было безупречным. Вот почему ее заявление об уходе… к тому же до завершения тура… застало нас врасплох. Нашей первой мыслью было, что у нее не все дома… Я хочу сказать… – он хлопнул себя ладонью по лбу, – что она страдает душевным расстройством. В дальнейшем это и подтвердилось, не так ли?
– А разве это не могло произойти на романтической почве?
– Наверняка нет! Такое впечатление… это мое личное суждение…
– Говорите, прошу вас.
– У меня создалось такое впечатление, что мадемуазель Маковска не могла найти достойного партнера. Я упрощаю, но по сути так оно и есть. Она никогда не упускала случая дать понять, что является дочерью крупного ученого…
– Это сущая правда! – подтвердил Лоб.
– Да неужели? Я-то полагал, что она выдумывает. Ну допустим… Но это не повод корчить из себя разорившуюся графиню.
– А были ли у нее источники к существованию помимо жалованья?
– Чего не знаю, того не знаю. Однако нередко она просила выплатить аванс. Не на тряпки, отнюдь. Она покупала уйму книг с немыслимыми названиями. И всегда держала одну из них под мышкой… Ее коллеги утверждали – чтобы пустить пыль в глаза.
– Наверное, они относились к ней с неприязнью.
– Не скажите. Она вовсе не из тех, кого называют «синий чулок». В чем-то она была необыкновенно мила. Над ней подтрунивали, но незлобиво. Все считали, что ей не везет в жизни.
– Премного благодарен, – распрощался Лоб. – Я начинаю лучше разбираться в этой особе.
На самом деле он испытывал страшное разочарование. В Зининой жизни неопровержимо затаился мужчина. Но как его обнаружить? Впервые у Лоба промелькнула мысль, что она всегда жила двойной жизнью. Вкус к просвещению, скрытный характер, напускное высокомерие в отношении окружающих имели целью пресекать любопытство – разве в этом не проявлялась нарочитость?
В сущности, Зининой жизни во внеслужебное время не знал никто. Возможно, Лонер – книготорговец – был о ней осведомлен лучше. Однако Лоб уже засомневался в этом; Зина начинала рисоваться ему ловкачкой, которая все предусмотрела заранее. И если ей удавалось вводить в заблуждение стольких людей, где гарантия, что в этот самый момент, в Ницце, она не занимается тем же – не водит за нос супругов Нелли? С кем она встречалась, покидая дом якобы для прогулки?.. Абсурдное предположение, разумеется. Лоб тотчас же выбросил его из головы. Однако временами он так сердился на себя за любовь к Зине, что был не прочь находить поводы для нападок, считать ее виноватой. И потом: это было новое, изящное решение проблемы, лучший способ не позволить себя больше дурачить… Сразу же по возвращении в Ниццу он начнет вести за Зиной неослабное наблюдение… Отныне у него имелись на то и повод и извинения. Плохой повод! Недостаточное извинение! Возможно… Но кто начал первый?
Лоб без труда отыскал книжный магазин. Лонер явно не пришел в восторг от такого визита.
– Странная девушка, – сказал он, выслушав Лоба. – Лично мне жаловаться на нее не приходилось, но я так до конца ее и не понял. Я пробовал ею заинтересоваться… Был с ней так любезен, насколько это только возможно со служащей собственного магазина… Но она считала, что ей все чем-то обязаны, и в один прекрасный день покинула меня, не предупредив о своем намерении.
– Была ли она серьезной?.. Иными словами, встречали ли ее с молодыми людьми? Скажем, ждал ли ее кто-нибудь после работы?
У Лонера была физиономия порядочного эльзасца – круглая, румяная, – полная противоположность тому, что вообразил себе Лоб после Зининых откровений.
– Никогда! – ответил тот не задумываясь, так что его нельзя было заподозрить в обмане.
– Она была… кокетлива?.. Ну, не знаю… находясь целыми днями в магазине наедине с вами, она могла…
– О-о!
Лонер был оскорблен в лучших чувствах.
– Начнем с того, – продолжил он, – что в магазине я практически не бывал. В ту пору жена моя серьезно болела, так что у меня не оставалось времени на коммерцию. И потом: я никогда не позволил бы себе никаких вольностей.
Но в таком случае не была ли Зина фантазеркой? Лоб раздражался, чувствуя, как истина ускользает от него.
Расспрашивать Лонера было пустой тратой времени. Он так и не навел Лоба на новый след. Угадывая возрастающее недоверие к нему со стороны книготорговца, Лоб ретировался.
На следующий день, собираясь ехать к Залески, он уже потерял надежду на успех своего предприятия. По всей видимости, опасность, угрожавшая Зине, не могла зародиться на ферме, а возникла немного позже… если предположить, что она существовала, что все – туристический автобус, нападение в Милане, повреждение тормозов, бык – не было чистой случайностью, как и гадюка.
Лоб разыскал Зинину тетку – старую женщину, совершенно разбитую непосильным физическим трудом. Стоило ему заговорить о Зине, и она пригласила его войти в просторную комнату, служившую, похоже, лишь для особо торжественных приемов, и водрузила на стол бутылку водки. Она ужасно разволновалась, сжимая руки под черной шалью, и Лобу не удавалось вставить и словечка… Эта девочка, которую они вырастили как родную дочь… Конечно же, ей не повезло… и потом, она – дитя города… Но все же она могла бы время от времени черкнуть им хоть словечко, сообщить, как дела… Так нет же… Со времени ее отъезда она как в воду канула… Ни разу не прислала хотя бы открытки… а ведь она путешествует по дальним странам… Что ей стоило доставить им удовольствие! Друзья из Страсбурга рассказывали о ней. От случая к случаю!… У нее всегда был такой странный характер. Сколько бы о ней ни пеклись, мсье, все впустую. Такое впечатление, что она всегда витала в облаках…
Она говорила не переставая, с трогательным немецким акцентом, позабыв о посетителе, полностью во власти застарелых обид.
– А между тем эта девочка ни в чем не нуждалась, можете мне поверить. Конечно же, жизнь в послевоенные годы была несладкой. Но на ферме в Зине нуждались. Ведь на Януша рассчитывать не приходилось.
– Януш… Кто такой Януш?
– Ее брат.
– То есть как это? У Зины есть брат?
– Да, разве вы не знали?
Лоб наклонился вперед. На сей раз он наконец ухватился за кончик ниточки.
– Нет, – ответил он, стараясь, чтобы его интерес не выходил за рамки вежливости. – Расскажите мне про этого мальчика. Сколько же ему лет?