– Сколько она зарабатывала в качестве гида? – спросила она.
– Не имею понятия.
– Не более тысячи двухсот франков, включая чаевые. Это средняя ставка. У меня она будет получать меньше. Я не совсем представляю себе, куда ее пристроить. Может быть, в секретариат – она ведь знает немецкий. Как, вы сказали, ее зовут?
– Зина Маковска.
– Я вам ничего не обещаю, господин Лоб. Вы мне ее пришлете. Мне надо ее увидеть, поговорить с ней. Взбалмошная девчонка мне не требуется. О! Вот и мой муж.
Она пошла открывать дверь.
– Филипп!… У вас найдется минутка? Я хочу познакомить вас с мсье Лобом.
Когда Нелли вошел, Лоб едва не выдал своего удивления. На нем были серые вельветовые брюки и пестрая рубашка, широко расстегнутая на груди, на ногах – разношенные мокасины. Ниже жены ростом, он выглядел здоровяком; четкие черты массивного лица напоминали одну из тех римских масок, какие можно увидеть в музеях Италии, – прямой нос, тяжелый подбородок, чувственный рот. Быстрое сильное рукопожатие.
– Прошу прощения, – сказал он. – У меня работа в самом разгаре.
– Филипп пытается изобретать духи, – объяснила Мари-Анн, как бы снисходительно подтрунивая над ним.
Затем, повернувшись к мужу, добавила:
– Господин Лоб приехал поговорить со мной насчет девушки, которая прошлой ночью пыталась наложить на себя руки. Мы постараемся ее пристроить.
– Куда?
– К нам на фабрику, разумеется.
– Значит, – глядя на Лоба, сказал мсье Нелли, – вы тоже подвизаетесь в спасении утопающих!
– Мой муж убежден, что мы только попусту теряем время.
– Терпеть не могу неврастеников, – отрезал Нелли. – Направлять проституток на путь истинный – еще куда ни шло. Если они сошли с него – не их вина. Но признайтесь, дорогая, что с вашими подопечными вам не везет.
Почувствовав, что лучше сменить тему, Лоб признался, что является профаном по части парфюмерии.
– Если я вас правильно понял, выходит, изобретать духи возможно еще и в наше время?
– Да хоть каждый день, – заверил его Нелли.
– Может быть, мсье Лобу хочется пить? – прервала его Мари-Анн.
– В самом деле! – воскликнул Нелли. – Где же моя голова? Вы пообедаете с нами? Да? Разумеется, да. Прежде всего мне требуется время на то, чтобы просветить вас… насчет духов.
Мари-Анн подняла брови и закатила глаза, давая понять Лобу, что ему придется смириться, после чего, извинившись, удалилась. Лобу ничего не оставалось, как вежливо слушать.
– Мари-Анн в это не верит, – продолжал Нелли. – Она признает один-единственный запах – натуральный. Под тем предлогом, что здесь с незапамятных времен изготовляют натуральные эссенции, мы тоже должны уважать традицию… Виски? «Чинзано»? Порто?..
– Капельку «чинзано».
Нелли позвал старушку горничную, открывая шкатулку с сигаретами.
– Угощайтесь, господин Лоб. Традиция! По мне, так просто рутина… У вас хорошее обоняние?
– Думаю, да.
– Тем лучше. Я покажу вам свою лабораторию в Ницце… Здесь у нас тоже есть лаборатория, но мне в ней не работается. Я использую ее во время своих наездов. А там у меня полностью развязаны руки. Увидите: я разработал несколько марок, за которые не приходится краснеть. Ведь духи – та же музыка! Я вовсе не против Баха. Но вправе предпочитать ему Армстронга. Миллионы современных молодых людей предпочитают Армстронга. Так вот, я ориентируюсь на их вкус. Фиалки, жасмин – все это отошло в прошлое, годится лишь на потребу престарелых дам. Сейчас нужны духи, гармонирующие с мини-юбками, – такие, что заявляют о себе, прилипают к коже, возбуждают самца, как это происходит у животных по весне… У меня нюх на современность. Мари-Анн этого не приемлет. Разумеется, я могу ее понять… Она предпочитает не рисковать. Возможно, будь я наследником такой именитой фирмы – я бы тоже поступал благоразумно. Но будущее за вонью, а не за благовонием. Будущее вот тут!…
Он медленно провел по носу и рассмеялся.
– Прошу прощения! – сказал он. – Надеюсь, у вас тоже есть конек. Жизнь – все равно что лошадь. Ее надо насильно оседлать и гнать во весь опор!
Он утомлял Лоба, который подкарауливал удобный момент, чтобы задать мучивший его вопрос. Он спросил как бы невзначай:
– А у вас возникали какие-нибудь трения с Делом?
Нелли расхохотался, приоткрыв хищный оскал белых зубов.
– Ну, это хобби моей жены. Бывалочи опекали бедняков. А нынче – самоубийц. Это ее манера идти в ногу с модой. И вот всякий, кто не умеет держать в руках пистолет или не способен утонуть, в одно прекрасное утро выплывает к нашему берегу и тут же напускает на себя оскорбленный вид, как будто промашка дает право докучать всему миру. Разумеется, все они ни для чего не пригодны. И разумеется, их вешают мне на шею. Вот и вашу дамочку сбагрят мне, как только она опять станет ходить без посторонней помощи. Чем она занималась до этого?
– Работала гидом… сопровождающей, если это вам больше нравится. Правда, мне бы не хотелось ее вам навязывать.
Нелли наклонился и по-свойски положил ему руку на кисть.
– Шутка, – сказал он. – Мы займемся ею. Ежели бы еще она обладала хоть каким-то обонянием! Мне требуется ассистентка с такими данными. Да только это чувство у людей атрофировано. Они разучились нюхать. Вот и приходится изобретать запахи, бьющие в нос.
За обеденным столом Нелли оживлял беседу. У него оказался просто неисчерпаемый запас анекдотов и несбыточных замыслов. Жена рассеянно слушала его, улыбаясь парадоксам, когда видела, что Лоб улыбается. А тот говорил о Деле, указывая, в каком направлении ему следует развиваться.
– Вот видите, – ликовал Нелли, – вы тоже живете будущим. Мари-Анн! Слышите, что говорит Лоб? Очень рад, что я больше не одинок.
Она пропустила его намек мимо ушей и перевела разговор на их ферму в Антрево.
– Ферма? – удивился Лоб.
– Настоящая ферма, – подтвердил Нелли. – С коровами, курами, навозом… Там есть все!
– И вы там живете?
– Мы живем по соседству, – сказала Мари-Анн. – Мы отреставрировали хутор. И поскольку не имеем возможности выезжать к Лазурному берегу, проводим там уик-энд и отпуск. Надеюсь, вы нас навестите. Это в получасе езды от Ниццы.
– Значит, у вас есть и фермеры?
– А как же! Целое семейство из Пьемонта с выводком ребятни. И все это замечательно грязное…
– И замечательно трудолюбивое, – мягко добавила Мари-Анн.
Они пили кофе на террасе под большим тентом. Внизу располагалась фабрика. Грузовики доставили партию голубых цветов.
– Первая лаванда, – пояснила Мари-Анн. Теперь Лоб почувствовал, как он выдохся после бессонной ночи. Он не любил поддаваться усталости и предпочел распрощаться, пообещав вскоре вернуться вместе с этой Зиной, которую общими усилиями они попытаются вызволить из беды. Лоб был не прочь снова остаться наедине с самим собой. В глазах у него запечатлелась картина: рабочие, поднимающие на вилы, как сено, охапки цветущей лаванды. Ему еще не случалось видеть цветы в роли сырья, и он как-то болезненно это воспринял. Дорога была забита транспортом, так что он добирался до клиники более двух часов.
Медсестра повела его через раскаленные солнцем дворики.
– Больной уже лучше, – сообщила она. – Но слабость еще не прошла. Вам разрешается пробыть в палате не дольше пары минут.
Она остановилась у двери и тихонько ее приоткрыла. Лоб заблаговременно приготовил купюру, которую стеснительно сунул сестре в руку, и вошел в палату. Зина сидела в подушках с открытыми глазами, но их взгляд был мутным, как если бы она находилась в наркотическом забытьи. Лоб так и замер у изножья кровати. Девушка смотрела на него, не шевелясь, потом вдруг стала медленно сползать с подушек под простыню, так и не отрывая от него глаз, как будто подозревала его в злых намерениях.