— Не то слово. Крупнейший. Гений.
— Помешали его драгоценности.
— Кража?.. Помню Полину в жемчугах.
— Она была красавица?
— Да нет, но тайна в ней была. Знаешь такое слово — «кроткая». В нынешней пошлой толкучке женщины его забыли.
— А мужчины?
— Мужчинам она чрезвычайно нравилась, ее женственность действовала сильнее всякого сладострастия.
— На вас?
— Ну, я-то молодой был дурак, нечто эффектное влекло, яркое…
— Вы и сейчас, по-моему… — Анна не докончила, внезапно осознав, что с этим человеком ведет себя не по-всегдашнему, слишком вольно, бесстыдно… — Ой, простите, Иван Павлович, я бесцеремонна, прям как на допросе.
— Не преувеличивай. Нервы, страх, да?
— Не могу забыть, как он сидел весь в крови, все в крови, а лицо оскаленное, ужасное…
— Да, тебе пришлось перенести, — сказал он задумчиво. — Главное — за что?.. — И вдруг насторожился, вглядываясь в белесые сумерки.
Анна обернулась: возник Саша и обнял ее за плечи.
— Я искал тебя. Привет, Иван Павлович.
— Что тебе сказать, мальчик? Давай свое сочувствие я выражу тем, что займусь похоронами.
— Очень обяжете. Деньги из секретера не украдены.
— Потом сочтемся. Следственная группа уже отбыла?
— Ага.
— Иван! — прозвенел в саду возбужденный голос Юлии. — Тут к нам пришли!
— Понятно, соседей опрашивают. Счастливо вам оставаться.
— Счастливо! — повторил Саша вслед, точно передразнивая бесстрастную, несколько высокомерную интонацию математика, и увлек Анну к дому. — Слушай, они заинтересовались Померанцевым.
— Кем?
— Ну, журналист, к дедушке ездил, я тебе рассказывал. Но пока они еще повестку пошлют… надо его перехватить.
— Ты хочешь найти убийцу? — загорелась Анна.
— А думаешь, я оставлю дело в их руках? Нет уж, сам найду выродка и накажу.
— Нет, мы вместе, я с тобой! Но что может знать журналист?
— А черт его знает! Хотя бы кассету возьмем, он записывал воспоминания деда.
— Они говорили о драгоценностях? — удивилась Анна.
— Не думаю… Но надо все проверить. О чем тебя Иван Павлович расспрашивал?
— Он не расспрашивал…
— О чем же вы говорили?
Анна не осмелилась признаться — о детской лужайке.
— Что я в тебя влюбилась.
— Ты ему рассказывала…
— Ты что! Я тоже терпеть не могу развратных людей.
— Развратных? — уточнил Саша озадаченно.
— Ну, ты же сам говорил, и в нем чувствуется, понимаешь…
— Он к тебе приставал?
— Да нет же! Мы прямо сейчас поедем?
— Я один управлюсь, а ты…
— Ишь ты, хитренький!
Он улыбнулся.
— Прости, Аннушка, я даже как-то забыл про тебя.
ГЛАВА 6
Саша не знал, где живет Филипп Петрович Померанцев, но телефон был ему известен: как-то он звонил журналисту по поручению деда и имел обыкновение запоминать цифры, вообще обладал аналитическими способностями, да только академик был резко против научной карьеры внука. «Ты не будешь сидеть в ядерном подполье, а объездишь весь мир». Как часто близкие жаждут отыграться на своих потомках, воплотив в их судьбе собственное, несбывшееся, потаенное.
Они позвонили из привокзального автомата, и спросонья, застигнутый врасплох («еще тепленький», по выражению Саши), журналист согласился на встречу, выдав адрес в Сокольниках.
В богемной обстановке нестарого холостяка (разброс, раззор, будто Мамай прошел, портьеры задернуты, одежды разбросаны, на стеклянном столике со вчерашнего остывшие огарки, иностранные бутылки, и бокалы, и осколки от них) хозяин предложил юной парочке увечные кресла, сам разлегся на кровати, на мятом атласном покрывале, и сказал сонно:
— По телефону я так и не понял, чем обязан вашему визиту.
Саша объяснил с присущей ему выдержкой:
— Александр Андреевич был убит сегодня ночью.
Журналист поднял тяжелые веки — неожиданно очень живой, проницательный взгляд.
— Ребят, вы меня не разыгрываете? — тут же поправился: — Да нет, что я! Конечно, нет. Неужто шпионаж?
— Непохоже. Исчезли наши драгоценности.
Филипп Петрович (этакая рыжая, с коричневой кожей, привлекательная обезьянка) резво подскочил к стеклянному столику и выпил виски.
— Головка со вчерашнего. Вы не хотите?.. А вы, мисс?.. — Упал в кресло, вытянул ноги, закурил.
— Филипп Петрович, вас дедушка угощал коньяком?
— А?.. Было дело, — отвечал журналист рассеянно. — Я сразу заприметил бутылочку. Армянский.
— Где?
— Коньяк где? На секретере. А что?