— Где ж вы перед этим успели так набраться?
— В одном месте… это не имеет отношения. — Журналист слегка усмехнулся и посмотрел на Ивана Павловича взглядом ясным, трезвым и наглым. — Тут старик вырывает у меня бутылку и заявляет: «Подите вон!» — Померанцев запнулся на мгновение и пожал плечами. — Я ушел.
— Нет, вы недоговариваете!
— Нет, все! В четверг звонит: с трудом выношу пьяных, погорячился-де, вы нечаянно задели некие струны, вторглись в некие сферы… Я человек простой, простил старика, приехал. Был в форме, трезвый. В тот вечер мы не записывали, просто побеседовали.
— О чем?
— Куда катится наша Святая Русь — слепая Русь, он выразился. Договорились на понедельник — академик подготовит очередную порцию материала.
— Сашу не видели?
— Слышал. Где-то в конце нашего свидания он постучался в дверь кабинета и сказал, что на речку идет.
— Когда Александр Андреевич вручил вам браслет?
— На прощанье.
— Он его достал из сафьянового футляра?
— Никакого футляра я не видел, подарок лежал на столе.
— Как Вышеславский вам его преподнес?
— О моем безработном состоянии старик был осведомлен. «Вот вам для вдохновения, — пошутил, — чтоб работа быстрее шла». Мне стало неловко…
— Вам? — Иван Павлович засмеялся.
— Я человек, и ничто человеческое… В общем, я взял с благодарностью.
— И сразу пошли на станцию?
Филипп Петрович, не отвечая, смотрел на математика, потом сказал:
— Пойти-то я пошел, но электричку отменили, пришлось ехать в 11.35.
— Следователь проверит.
— Пусть проверяет. Да это к делу не относится, академик был убит на другой день, в пятницу.
— Однако в четверг в десять часов на станции было совершено нападение на Анну.
— Кто на вас напал? Я?
— Я не видела. Наверное, кто-то прятался в кустах на платформе.
— Иван Павлович, это происшествие имеет отношение к Вышеславским?
— Судя по всему, да. Анна — тот ребенок, который играл с Сашей в прятки тринадцать лет назад.
— Ни фига себе!
— Об этой девочке вы и намекали академику во вторник.
— Но я не… Как вы попали в Вечеру, детка?
— Мне назначили встречу по телефону якобы деньги вернуть — долг моим умершим родителям.
— Та таинственная пара за праздничным столом — ваши родители? Фантастика! А вы помните, как погибла Полина?
— Кое-что она помнит, — вмешался математик, — и весьма существенное. В свое время вы узнаете. А пока предупреждаю: ваше положение очень и очень серьезное.
— Во сколько, вы говорите, на вас напали?
— Ровно в десять ноль пять.
— Так у меня есть свидетели!
— Все-таки удивительно, как вы на все случаи запаслись… — начал математик. Померанцев перебил:
— Нет, серьезно! Я шел рощей мимо речки, там ваша Юля с Сашей купались. Ну, мы двумя-тремя словами перекинулись, я спросил, который час. Было как раз пять минут одиннадцатого.
— Но Саша об этом не рассказывал, — протянула Анна с недоумением.
— Так у Юли спросите — она подтвердит. Если за меня всерьез возьмутся, мне есть что сказать в свое оправдание. Я спокоен.
Математик подумал.
— Рано успокоились. Шантаж без свидетелей доказать трудно; мне же ваша роль ясна. Вымогательство (или намек на вымогательство) имело место во время краткого второго визита. Вы сказали Вышеславскому (или проболтались спьяну) нечто такое, что он вас выгнал, визитку с вашим телефоном выбросил. Потом два дня раздумывал и все-таки решил вас вернуть и даже заплатить.
— Я не имел мотива для шантажа!
— Заплатить, чтоб вы не травмировали внука.
— Да чем, черт подери!
— Его происхождением.
— Неблагородным, да? Ну, это классика. Том Джонс, маленький оборвыш. «Без семьи», сопливая слезинка ребенка…
— Не паясничайте. Именно после (вследствие) разговоров с вами старик вдруг связался с Ненароковым.
Журналист зажмурился, распахнул рыжие очи.
— Но ведь Колька нормальный вроде, не монстр, — прошептал.
— Вы знаете Тимошу?
— Кого?
— Нашего местного идиота.
— В вашей местности идиотов не знаю. На него хотят свалить три убийства?
— Коса принадлежит ему и…
— Продолжайте!
— Может, он отец? Может, он изнасиловал Полину?
— Тот больной — отец Саши? — возмутилась Анна. — Вы сами с ума сошли!