— Нет и нет, не там ищешь!
— Ладно. Давала ли ты кому-нибудь мою писчую бумагу?
— Что-что?
— Помнишь, во вторник утром ты попросила у меня машинку? Я снес ее на веранду вместе со стопкой финской бумаги.
— Ну и что?
— А то, что этими листками преступник вытер кровь с рук после убийства Вышеславского.
— Бред собачий!
— На одном листе, найденном у него в кабинете, обнаружен отпечаток моего большого пальца.
— Вот жуть! Я никому не давала, клянусь!
— Но все оставила на открытой веранде.
— Да послушай! Если тебя и хотели под убийство подвести — кто знал, что ты к этой бумаге прикасался?
— Никто, кроме тебя.
— Я — никому… любой мог взять с веранды.
— Мог взять, но не мог про меня знать.
Молчание. Быстрый вопрос:
— Иван, ты действительно не ходил в ту ночь к академику?
— Да иди ты!..
— О, вспомнила! В четверг у нас в роще этот толстомордый киношник ошивался. Я землянику собирала. Он на меня так посмотрел…
Математик перебил с удивлением:
— Надо же! Кривошеины у меня просто из головы вылетели. Юля, спасибо за откровенность…
— Я приеду!
— Тебя тут только не хватало.
ГЛАВА 30
Иван Павлович по бетонной дорожке приближался к дому Кривошеиных; великанша стояла за распахнутым настежь окном, наблюдая исподлобья.
— Добрый день. Вы знаете про Сашу?
— Да, у нас снимали отпечатки пальцев.
— К вам можно?
— Проходите, не заперто.
Со свету окунувшись в сумрак, он не увидел, а угадал ее на хлипком стульчике посреди комнаты; повинуясь величественному жесту огромной руки, сел напротив.
— Антон Павлович на работе?
— На рынок пошел.
— Софья Юрьевна, можно задать вам интимный вопрос?
— Осмельтесь.
— Почему у вас нет детей?
— Об этом поинтересуйтесь у моего благоверного, — бросила она несколько презрительно.
— Он не хотел?
Она усмехнулась, математик поправился:
— Нет, конечно, в вашей семье решения принимаете вы. Значит, не мог?
— Не вторгайтесь в болезненную область.
— Вы намекаете, что у Антона Павловича не может быть детей, соответственно, он не мог быть отцом Саши.
— Разумеется, не мог.
— Это еще надо доказать. Вы рассказывали, как приезжали в семьдесят пятом в Вечеру по грибы…
— С родителями. Это родительская дача. Я еще не была замужем.
— А, так Антон Павлович, когда Полина забеременела, еще не был с ней знаком?
Софья Юрьевна ответила не сразу:
— Формально был. Мимолетом на пляже столкнулись. Он два года за мной ухаживал.
— Долго вы раздумывали. Значит, в семьдесят пятом Александр Андреевич согласился взять вас к себе на работу?
— Согласился. — Ученая дама на мгновение отключилась, уйдя в прошлое; крупные мужские черты лица, уже явственно проступающие в сумраке, смягчились было, но тут же злые губы скривились в гримасе. — Я давно добивалась, давно мечтала, еще со студенческих времен. Он был для нас солнцем, удивительный ум, сильная воля — настоящий мужчина, а не тряпка.
— Как, извините, вы выразились: ваш благоверный, — подхватил Иван Павлович. — Вы любили Вышеславского.
— Да! Что теперь скрывать? Он мертв, все мертвы… — Последняя фраза прозвучала приглушенно, безжизненно.
— Он не отвечал вам взаимностью?
— Мы объяснились — вот тогда, при случайной встрече в Вечере. То есть я объяснилась, но Александр любил другую женщину.
— И она не польстилась на академика?
— Александр Андреевич был еще членкор. Но не в этом дело: счастливый брак, он сказал, ребенок.
— Значит, в виде некой компенсации Вышеславский взял вас в свою группу… — Вдруг одна мысль поразила его. — Уж не Рюминых ли он имел в виду? Счастливый брак…
— Непохоже. Из контекста застольного разговора понятно было, что они едва знакомы.
— Возможно, скрывали?
— Мне ничего неизвестно, Иван Павлович! — отрезала ядерщица. — И вообще — я сегодня плохо себя чувствую.
Математик поднялся.
— Когда позволите к вам заглянуть?
— Я позвоню.
В саду стоял Тоша, подняв багровое лицо к небу и тяжело дыша, должно быть, от жары. Завидев Ивана Павловича, он приложил палец к губам и быстро пошел к калитке. Математик с бешено забившимся сердцем устремился за ним. На пустынной улице в тени тополей великан прошептал:
— В прошлую пятницу она ходила к академику.
— Вы серьезно?..
— Тихо! Я вам ничего не говорил. Вечером я поливал цветы и слышал из открытого окна, как она ему звонила.