— Я не позволю над собой издеваться! — Кривошеина бросила ненавистный взгляд — не на математика, а на мужа — и сбавила тон: — От естественного женского сочувствия слезы выступили на глазах.
— Вы оплакивали свою молодость, неразделенную любовь.
— Пусть так.
— И кого вы сочли женихом? Вот перед вами два бывших претендента.
— Вот этого… Николай, да?
— А вы, Антон Павлович?
— Наши с Софой суждения не всегда совпадают, я подумал на журналиста.
— Почему?
— Он сиял как именинник и сказал старику: «Из особенного, почти родственного к вам отношения и я начал курить трубку».
— Из родственного! — взвизгнула Юлия. — Он — отец!
— Николай! — воззвал журналист с необычной для него патетической нотой. — Что ж ты молчишь?
Ненароков опустил голову:
— Я уже ничего не знаю, не понимаю.
— Этот бросился за нею в сад, — продолжал наступать великан из сказки, тыча толстым пальцем в Ненарокова, — как отверженный возлюбленный…
— Как новопреставленный жених! — отрезала Кривошеина; взгляды «благоверных» скрестились. Тоша закончил упавшим голосом:
— Старик возбудился и пошел за какой-то уникальной трубкой.
Математик заговорил медленно:
— Итак, Вышеславский поднялся к себе в кабинет. В саду отзвучала считалочка, и дочь его спряталась в кустах у колодца. Ваше слово, Софья Юрьевна.
Она смотрела на него молча, побледнев.
— Вы в ванной смывали следы слез, проще говоря, тушь с ресниц (сведения Антона Павловича еще в первую нашу беседу). Процесс непрост, как объяснила мне Анна. Сколько вы провозились? — Она не ответила, и он продолжил: — Потом зашли за ведром на кухню… ну?
Она сказала с трудом, проглотив комок:
— Кто-то крался в кустах под окном.
— Кто? — краткое слово прогремело выстрелом, все вздрогнули.
— Не поняла, клянусь! Эта жуткая считалочка… Я думала: дети играют в прятки.
— Но как вы появились вместе?
— Я взяла ведро и увидела пятно на пальце, тушь. Еще раз зашла в ванную и услышала шаги из кухни.
— Да про кого ты говоришь?! — завопил, не выдержав дикого напряжения, Кривошеин.
— Про него. — Софья Юрьевна улыбалась странно.
— Про Александра Андреевича Вышеславского, — сдержанно пояснил математик.
Внезапная пауза взорвалась восклицаниями, из которых выделился возглас учителя:
— Не может быть! Он безумно любил ее!
— Согласен. Но о мотивах позже. Софья Юрьевна, что заставило вас все скрыть и подставить под удар ребенка? Беспокойство о своей карьере или любовь к академику?
— О какой еще карьере…
— Не возмущайтесь. Общеизвестно, что ваша группа процветала только благодаря великому ученому.
— Мелочные инсинуации! Клянусь, я ничего не поняла, мы столкнулись уже в прихожей, он нес трубку, вышли на веранду…
— Допускаю. Но вы заподозрили его, когда увидели мертвую Полину.
— Нет!
— Тогда почему вы не рассказали следователю, как кто-то крался в кустах и проник в дом через кухонное окно?
— Но ведь мальчик сознался… несчастный случай… — Съежившись в кресле, великанша напоминала сейчас глубокую старуху. — Зачем было вмешивать…
— Затем, что Саша был бы жив. Любовь, карьера… нет, не то. Вы — деспот по натуре, вам нравилось долгие годы ощущать тайную власть над своим учителем. Но однажды ваш садистский нрав проявился, не так ли?
— Да пес с ней! — Журналист вмешался грубо и нетерпеливо. — Этот великий безумец убил дочь за то, что она сделала неправильный выбор?
— За то, что она сделала неправильный выбор.
— Немыслимо! У вас есть более веские доказательства, кроме мелькнувшей тени в саду?
— Косвенные, психологические, ведь все умерли. — Математик закурил, оглядел возбужденные азартом лица. — Нам придется пройти весь путь от начала до конца, чтоб добраться до истины. Итак, Полина сделала выбор, разъяренный отец попытался переубедить ее.
— Судя по орудию убийства (случайно подвернувшемуся), преступление непредумышленное, в состоянии аффекта?
— Да, Полина спровоцировала взрыв, но Вышеславский осознавал, что пойдет на все. Иначе он не выбрал бы столь потаенный путь. Приглушенные голоса в саду — их слышали дети. В траве блестит острие косы… пронзает горло, крови почти нет, лишь капля брызнула на папоротник — «аленький цветочек» из сказки про «месяц из тумана». «Месяц — сын луны?» — наивный детский вопрос… Мальчик подбегает, в азарте набрасывается на маму — заросли окрашиваются кровью. Саша еще ничего не успел понять, как его обвиняют — и всю оставшуюся жизнь он зафиксирован на убийстве матери.