— Кто-то к дедушке пришел?
— Ага.
Зазвучала новая песнь, еще нежнее, еще обольстительнее; он лег навзничь на ковер; она, словно действительно в трансе, легла рядом.
— Ты пойдешь за меня замуж?
— Да.
— Ты меня любишь?
— Да.
Конечно, она его любит, ничего подобного с ней никогда не случалось.
— Мне еще никто не делал предложения. — Анна обняла его, глядя в потолок в золотых и голубых цветочках, на котором почему-то появилось большое пятно — как карикатурный паук-крестовик. Она долго глядела, не осознавая, потом вдруг закричала: — Кровь!
— Что? О чем ты?
Анна оттолкнула сильное податливое тело, выскочила в прихожую… лестница… дверь в кабинет чуть приоткрыта. В глубоком своем кресле полулежал дедушка с перерезанным горлом, весь в крови, стол и доски пола залиты кровью, окровавленные бумажки на полу… и Библия в крови, и даже на потолке мансарды обильные брызги.
— Не может быть! — дикий, нечеловеческий вопль за ее спиной.
— Саша, не смотри! Ты опять заболеешь, не смотри!
ГЛАВА 4
— Как вы попали в дом к Вышеславским?
— На меня напал на станции хулиган, спас сосед, Иван Павлович, и познакомил с Сашей.
Допрос ночью на кухне, где ее стараниями вещи и вещицы сияли в безукоризненном порядке и тикали ходики. Немолодой следователь в чине майора глядел хмуро, и его можно было понять: убийство («зверское, дерзкое» — напишут в криминальной хронике) крупнейшего ученого-ядерщика, академика, четырежды лауреата и проч.; в нормальные времена дело немедленно передали бы на Лубянку, а теперь вот отдувайся сам.
— И вас, незнакомого человека, без рекомендаций приняли в семью на службу?
Ну как рассказать, что им с Сашей не нужны были никакие рекомендации, что доверие, влечение вспыхнули разом на соседской веранде?
— Приняли. А мне очень деньги нужны, я учусь на дневном. — Анна вздохнула с детским каким-то всхлипом; майор смягчился.
— Вам, конечно, пришлось нелегко…
— Чем его зарезали?
— По первому впечатлению, очень острым предметом — скальпель, бритва…
— На верхней полке секретера — я его протирала — лежала бритва.
— Разве секретер не был заперт?
— Был, замок в откидной крышке, но она верхнюю полку не закрывает.
— Верно. Но никакой бритвы там уже нет. Опишите.
— Ну, такая старая, в белом как бы футлярчике.
— А вы наблюдательны. Ладно, уточним у внука. Расскажите про вчерашний день.
— Мне отвели комнату покойной Сашиной матери на первом этаже. С утра они пошли на кладбище, а я убиралась и готовила обед.
— Когда вы убирались в кабинете, что-нибудь задело ваше внимание?
— Старинная раскрытая Библия на письменном столе… и этот секретер — он очень красивый, антикварный, должно быть.
— Вы знали, что там у Вышеславского хранятся драгоценности?
— Нет.
— Вообще про драгоценности не слышали?
— Саша говорил: дедушка очень любил свою дочь и покупал ей… с премий, наверное. Он ведь много зарабатывал?
— Надо думать.
— Вот и дарил Полине драгоценности.
— Вы не в курсе, внук не испытывал денежных затруднений?
— Не в курсе, но уверена, что нет.
— Откуда такая уверенность?
— Саша… не такой человек, понимаете? Строгий, глубокий и серьезный. Они так любили друг друга.
— А вы понимаете? Внук ввел вас в дом, где на следующий день происходит зверское убийство с похищением ценностей?
— Вы не смеете нас подозревать! Я отвечаю за каждую минуту этого вечера.
— Сделайте милость, отвечайте.
— Мы поужинали… Да! — воскликнула Анна. — Когда я утром принесла в кабинет кофе, Александр Андреевич разговаривал по телефону: «Я буду ждать звонка».
— От кого?
— Не знаю. Дословно: «Да ради Бога, когда сможете, я буду ждать звонка». А ночью мы слышали голоса…
— Погодите, по порядку. Вы поужинали. О чем шел разговор?
— Помянули Полину, и дедушка сказал, что он размышляет: есть ли жизнь после смерти.
— Актуальные размышления.
— В конце мы выпили за Сашу — ему вчера исполнилось двадцать, — и дедушка поднялся к себе.
— Где Вышеславский хранил ключ от секретера, не знаете?