— А что постояльцы? У нас село маленькое, батюшка комбриг, на ладан дышит, одни доходяги, забулдыги да старики вековые, неоткуда и гостям-то взяться. Мы тут сами кое-как небо коптим, землю пашем да возделываем, а уж ежели гость пожалует, вроде вас, то приют дадим непременно. Но это так редко случается…
Я помотал головой. Это действительно тянуло на картину ужасов. Самый настоящий кошмар бредовый. Вдруг я на самом деле не проходил через Сашкин портал? Что если просто башкой треснулся сильно, а теперь лежу в коматозе в окружении врачей и всякие бредовые картины наблюдаю?
Не то от злости, не то от досады я рефлекторно сжал кулаки, о чем тут же пожалел. Опять забыл про чертов порез. От боли зашипел, и тут же маленькая женская ладошка прижалась к губам.
Я повернул голову в сторону ее хозяйки. Впервые удалось разглядеть ее встревоженное лицо и глаза. Большие, широко распахнутые с длинными ресницами. И настолько пронзительно голубые, словно я смотрел в толщу воды; туда, куда уже не проникает свет. Весь ее вид говорил “не вздумай высовываться”.
Я спорить не стал.
А за дверью постирочной лилась неторопливая беседа. Со стороны даже могло показаться, будто это два давних приятеля пересеклись за кружечкой — ритм спокойный и размеренный. Да только ни черта дружеского не было. Удав с кроликом никогда не скорешатся.
— Как твои дочери? — донеслось из-за двери.
— Потихоньку, тащ Распятьев. Работают, вот давеча домой их отправил, чтоб отдохнули. Много работы в корчме, убегались мои касатушки. Решил, пущай сегодня лягут пораньше.
— Хох, невиданная для тебя щедрость, Вавила. Стареешь?
— Пожалуй, — пожал плечами Вавила и было видно, что держать лицо ему все труднее. И я мужика не винил. Когда перед тобой такая хуерга рассекает, будет актом геройства даже попросту не наложить в штаны. Так что он еще молодцом держится.
— Понятно-понятно, — упырь на мгновение замер, будто прислушивался, и хлопнул ладонями по бедрам. — Ладно, поболтали, пора и честь знать. Бывай, Вавила. Про дань только не забывай, срок уже близок. Не доводи до греха.
— Конечно-конечно, — снова зачастил корчмарь. Он торопился поскорее спровадить “гостей”. — Вы, тащ Распятьев, заходите в любой час, если что. Не стесняйтесь.
В нашей каморке тоже их ухода ждали как вечера пятницы. Вот уже упырь и его громилы отправились к двери, вот вышли за порог… Еще чуть-чуть
И тут донеслось едва слышное
кап
Я опустил глаза. На полу, аккурат под моей ладонью, влажное блестела капелька крови. Надо было замотать гребаный порез. Глаза у моей спутницы сделались как два червонца — большие и блестящие от злости и досады. Даже чувство вины заиграло в душе. И, как выяснилось, не зря.
Распятьев застыл на секунду и, легко оттеснив Вавилу плечом, шагнул обратно. Его уши нервно подрагивали.
— Вавила, — коротко сказал комбриг.
— Да?..
— А что у тебя там в постирочной?
— В постирочной, — вздохнул Вавила — находится постирочная, товарищ комбриг. Пожалуйста, прошу вас во славу Вождя нашего…
— А ты Вождя всуе не поминай, нехорошо это, — парировал Распятьев, — ты ведь не будешь против, если я туда загляну? Быстренько. Одним глазком. Любопытно мне, как у вас тут рабочие процессы налажены. Нет ли каких нарушений…
Вавила занервничал, аж руки затряслись. Он пытался эту трясучку сдерживать, но получалось плохо.
— Давайте уже завтра, прошу вас. У меня был тяжелый день, а завтра вставать ни свет, ни заря.
— Именно поэтому, — сказал нетопырь, шагая в нашу сторону, Его сапоги тяжело бухали по полу, — я и сказал, что быстренько. Сильно тебя не задержу, не волнуйся. Выспишься вволю!.
Вавила закусил губу до того, что кровавая дорожка потянулась по подбородку. Его рука метнулась за пазуху и выудила оттуда кинжал. Он рванулся в сторону комбрига, занес руку для удара… Не слишком честно бить соперника в спину. Но, думаю, если твой соперник — подобная тварь, то в этом ничего плохого нет. Только все равно он не смог. Громилы-подручные схватили его под локотки. Ноги у Вавилы подкосились, как у пацана на районной дискотеке, который перебрал портвейна.
Комбриг зацокал языком.
— Ай-яй-яй, Вавила. Ты меня разочаровал сейчас. Я ж за тебя лично перед товарищем комиссаром просил о снисхождении, а ты вон как.
Корчмарь ничего не ответил. Только вырывался, но слабо и без особой пользы.
— Помнишь, на чем мы с тобой сошлись в прошлый раз, Вавила? Не кусай руку, что тебя кормит. Тебе, вижу, этот урок так на пользу и не пошел. А теперь уже и учиться поздно.
А дальше я только еще сильнее поверил в то, что это не жизнь, а фильм ужасов. Потому что не может же быть так, чтоб можно было голыми руками пробить человеку грудину? Не может. Однако упырь так и сделал. Его пятерня погрузилась в грудь Вавилы. Тот всхрапнул и широко выпучил глаза. Распятьев этим остался доволен.