Зато другие чувства у гада сохранились. Я вломил ему в нос, чувствуя, как под костяшками пальцев крошатся кости и хрящи. Распятьев отшатнулся и прижал руки к расквашенному рылу. Софа подхватила — новая партия ледяных игл была готова к отправке.
Распятьев щелкнул зубами (без звука получилось совсем не так угрожающе) и вновь начал растворяться. Сил у упыря явно поубавилось, потому что мгновенно он этот трюк проделать не сумел. Застрял в промежуточной форме. Я попробовал проверить ее на прочность двоечкой — ничего. Софкины иглы тоже насквозь прошли.
Это, черт возьми, жульничество.
Уже в следующую секунду я понял, что то были цветочки. Потому что из бестелесной формы он выбрался как новенький. Морда целая и даже глаза себе отрастил новые. Регенерировал, паскуда.
Видимо, у меня вся гамма эмоций на лице отразилась, потому что он ухмыльнулся. Гадко так. Типа «во как я могу. ну и че ты теперь сделаешь, м? выкуси!»
Я снова атаковал с правой. Распятьев уклонился без особого труда. Вот двужильный-то попался! У меня подкачка лабораторная и то скоро выдыхаться начнет, а он будто и не вспотел даже. Хотя мертвяку потеть и не положено же.
Надо что-то предпринять. Создать себе преимущество. Но как?
Он продолжал наседать. Попытался ударить с левой стороны. Я выставил блок и парировал, а свободной рукой схватил его за запястье и вывернул.
То ли ярость столько сил придала, то ли это удача так в мою пользу сыграла, но только я своими глазами увидел, как кости упыриные разрывают мундир, разрывают кожу и плоть. Распятьев затрясся в немом крике боли. С клыков летели желтые клочья пены.
Его рука так и осталась в моей хватке. Я отшвырнул ее с отвращением.
И замешкался. В скулу будто чугунной чушкой зарядили, и я опрокинулся наземь. Теперь рубиновые звезды полыхнули уже у меня в мозгу. В их сиянии я видел, как Софа вступает в бой с упырем. Перенимает (временно) эстафетную палочку.
Ты давай поосторожнее, джигит, а то будешь такими темпами сам с палочкой ходить.
В старой песне поется, мол, мне сверху видно все, ты так и знай. Снизу, надо отметить, тоже недурной обзор открывался. И я вовсе не про пошлятину говорю. Разум, вошедший в адреналиновую перегрузку, начисто отстранился от состояния моего организма. Теперь он анализировал Софкины движения в бою. Выводы пока делал неутешительные. Там оступилась, потом рано замахнулась, а сейчас, наоборот не успела. Вроде бы не хватает совсем немного, самой малости. Но именно эта малость и является ключом к победе.
Но и Распятьеву с одной рукой приходилось туго. Обрубок висел вдоль туловища, с него свисали лохмотья кожи, ошметки мяса и какие-то уж совсем омерзительные трубки. Ошибся я в своих оценках — фокусы с развоплощением порядочно отъели у него ресурса, потому что рука хоть и срасталась, но медленно. Как у нас говорят, в час по чайной ложке. И визуально он сдулся, стал гораздо меньше. Видимо, для поддержания шкафообразной формы тоже энергия нужна.
Теперь мы были на равных. Если исключить его сверхчеловеческую силу, скорость, ловкость, регенерацию…
Я мог всему этому противопоставить волю и сердце. Ну, и всякие любопытные кульбиты от прокачанного (ха-ха, вот ты и подкачался к лету, Витек) тела. Подсечка, отскок, разворот на месте — и инерция отправила мою пятку прямо в голову упыря. В этот раз попадание вышло точным — он как раз отвлекся на Софкины иглы и поэтому провтыкал.
Бам!
Его квадратная ушастая башка чуть не слетела с плеч. Сам Распятьев от такой вертушки отлетел в стену и черт меня дери, если после такого на ней не осталось вмятины. На землю он сполз тяжело, грузно. Софа тут же ринулась к нему и опустилась на корточки. Со стороны она казалась медсестрой, готовой оказать больному первую помощь.
Но помощь была последняя. Потому что из ее ладони вновь показалось льдистое острие. Нацеленное в самое сердце.
Я посмотрел на нее и кивнул. Еще чуть-чуть. Наши страдания (и страдания еще десятков, может, даже сотен или тысяч) наконец подходят к концу.
БАМ!
Шум. Грохот. Рычание. Крики. Клекот.
Громко. Очень громко.
Звуковой барьер рухнул так же внезапно, как и возник. Но теперь от этого дрогнули все. Я. Софа. Распятьев. И, видимо, в последний момент, когда кол был в миллиметре от сердца, рука Софы дернулась и оружие (орудие казни!) ушло чуть ниже. Пробило солнечное сплетение.
Это плохо.
Софа стояла недвижимая, бледная как поганка, глаза широко раскрыты. Она медленно повернула голову ко мне.