В храме серых провидцев людские прислужники и скавены-рабы с пустыми глазами убрали все, что не так давно было руками и плотью Костодера. Серые провидцы расселись по местам и вернулись к прерванному обсуждению.
— У меня есть идея, — сказал Джилкин. — Давайте призовем крысолорда.
— Отличная мысль, — подхватил Криквик. — Будем просить-умолять великих прийти в наш мир.
— Да-да, — произнес Таумкриттль со своего возвышения. — Какая чудесная идея пришла мне в голову. Я очень умный. Вот почему я новый руководитель-владыка серых провидцев, да? Так, кто-нибудь хочет помочь воплотить мою великую идею и просить-молить Рогатую Крысу послать нам одного из ее слуг?
Серые провидцы посмотрели друг на друга. Такая вопиюще наглая кража идеи Джилкина была воистину достойной главы клана. Они даже начали уважать своего нового руководителя.
— Конечно, о самый сильный и могучий призыватель магии, — сказал Кранскритт и поклонился.
Остальные последовали его примеру.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Карак-Восьми-Вершин
Скарсник, Король-под-Горами, смотрел на трущобы, возведенные зеленокожими на руинах надземного города гномов. На разрушенных улицах, меж убогими лачугами из дерева и шкур, хрипло орали, пили и боролись друг с другом орки, визжали и вопили гоблины. На каменистых склонах, усыпанных обломками разбитых статуй, резвились снотлинги — они бросали камни в проходивших мимо зеленокожих, в азарте не обращая внимания на холод, от которого успели покраснеть их носы.
Стояла середина осени, и хлопья первого в этом году снега уже кружились в воздухе.
Скарсник вздрогнул и плотнее укутался в волчью шкуру. Он был стар. Он не знал точно насколько, потому что гоблины меньше озабочены подсчетом лет, чем люди или гномы. Но он ощущал собственный возраст так же отчетливо, как хватку Горка и Морка в своей судьбе.
Он чувствовал старость искривившимися ногами. Она отдавалась в каждом скрипе коленей и бедер. Его кожа была покрыта наростами и струпьями, как кора старого дерева. Он опирался на свое знаменитое стрекало при ходьбе — и гораздо чаще, чем ему хотелось бы. Гигантский пещерный сквиг, Гоббла, сопел у его ног. Он был таким же старым, как и хозяин, — пятна на шкуре Гобблы уже приобрели розовато-серый оттенок.
Скарсник задумался, сколько ему еще осталось. «Ирония судьбы, — размышлял он, — в том, шо годами гадаешь, окажеца это скавенская сабля или гномий топор, а потом выясница, что ни то, ни другое». Время — вот враг, которого никто не способен был одолеть.
По правде говоря, никто не знал, как долго может прожить гоблин. Обычно они погибали молодыми. Большинство из них даже не задумывались всерьез над тем, что старость тоже убивает. Скарсник же задумывался всерьез над многими очень необычными вещами. Скарсник был нетипичным гоблином. В его голове крутились мысли, которые не смогли бы даже появиться в голове любого другого зеленокожего. В последнее время крутились они в основном вокруг старости.
— Наверное, я видел писят зим или чуть больше. Писят! — Он хихикнул. — И вот ишшо адна. И я смекаю, гномик, што увижу ишшо парочку точно.
Скарсник стоял на балконе в полном одиночестве — если не считать пары облезлых скавенских шкур и нескольких голов гномов на различных стадиях разложения, насаженных на сломанную балюстраду. Это к ней, самой любимой из всех — с давно выклеванными глазами, кожей, почерневшей в сухом горном воздухе, и сгнившим носом, — обращался Скарсник. Выглядела она ужасно, но роскошная борода гнома все еще сохранила свою пышность. Скарсник любил поглаживать ее, когда его никто не видел.
— Даффскул фсе ишшо кряхтит, а он намного старше миня.
Он поворчал и сплюнул, в раздумье бормоча то, что не понял бы ни один из его подчиненных, и спрятал длинный подбородок в зловонный мех.
— Вот че за демонов бардак творитцца, а, коротышка? Крыски, зог бы их побрал, выставили миня из гномьего домика. Миня энто не вштыривает, ну вот совсем.
Он печально глянул на разрушенную сторожку — все, что осталось от великолепного входа в Зал Тысячи Столпов, сердца первого из многочисленных уровней Карака-Восьми-Вершин.
— Когда-то, гномик, энто было мое. И фсе под ним. Уже нет. Я одиржал адну из величайших моих побед по ту сторону энтих ворот, и гномий домик был моим королевством — на дисятки уровней вниз. Подумай об энтом, а? Я владел им дольше, чем ваш народ, я смекаю!
Его смех превратился в отрывистый кашель. Он вытер рот тыльной стороной ладони и произнес хрипло: