Поднявшись, Зигмар увидел, что возле провала остались стоять лишь Маннфред и Нагаш; вампир, размахивая руками, что-то втолковывал личу. Его свирепые черты победоносно кривились.
— Влад советовал мне выбрать сторону, и я выбрал, хозяин. Лучше быть правой рукой анархии, чем рабом Нагаша. Валах, этот пропитанный кровью дурень, был прав. Да, и Кеммлер тоже. Ты лишь болезнь, Нагаш… чума всего мира, и с этой силой я отправлю твою полночную душу в пропасть — навсегда. А миром буду править я, оседлаю его труп и помчу его в вечность. Мир получит нового Бессмертного Царя, а о тебе забудут!
Вампир повернулся к обрыву и, как Теклис, раскинул руки, словно призывая ветра. Однако на зов откликнулась пустота провала. Она омыла его, и смех Маннфреда обернулся воплем. Вампир отпрянул, плоть его дымилась.
Брешь полыхнула, и Зигмар закричал в унисон с Маннфредом — как и остальные уцелевшие Воплощения. Пустота вырывала ветра из их живых вместилищ и втягивала в себя. Зигмар забился, второй раз лишаясь небесной магии Азира, которую всасывала кошмарная бездна, и рухнул, дрожа всем телом, полностью обессиленный. Остальные Воплощения тоже упали, один за другим.
Нагаш был последним. Долгие секунды Бессмертный Царь стоял, не сгибаясь, не сдаваясь воющей пустоте и собственному распаду, меж тем как магия, придававшая ему форму, медленно рассеивалась. Лич боролся с пропастью, словно намереваясь вернуть себе Ветер Смерти одним лишь усилием воли. Но в конце концов и Великий Некромант, запрокинув голову, безысходно закричал в последний раз, прежде чем разделить судьбу Теклиса — вихрящиеся энергии разорвали и его.
Когда пепел бывшего хозяина унесся в пропасть, Маннфред слепо побрел прочь от расселины, ощупывая опаленное тело. Он пел и ругался на незнакомом Зигмару языке, он звал людей, которых здесь не было. Зигмар попытался встать, но ему не хватило силы. Услышав скрежет стали о камень, он повернул голову и увидел, как поднимается с мечом в руке Тирион.
Маннфред до последнего не замечал приближения эльфа, когда же, почуяв, обернулся и оскалил клыки, Тирион вонзил меч снизу вверх в живот вампира, дотянувшись острием до его черного сердца. Маннфред, взвизгнув, вцепился в руки оторвавшего его от пола эльфа. Солнцеклык вспыхнул, освобождая вложенную в клинок магию, и вампир забился, рассыпаясь золой. Тирион выдернул меч, и то, что осталось от Маннфреда фон Карштайна, присоединилось к улетевшему в пустоту пеплу Теклиса и Нагаша.
Тирион отступил, а пещера вдруг оглушительно затрещала. Стены сместились, изо всех щелей заструилась ядовито-желтая кровь. Огромные куски пола один за другим проваливались в ничто. Каменные глыбы и сталактиты сыпались градом. Зигмар заметил, как дрогнула скала над Вечной Королевой, крикнул Тириону, тот обернулся, но было слишком поздно. Алариэль непременно погибла бы, если бы Малекит, метнувшись вперед, не толкнул ее в протянутые руки Тириона. А секунду спустя Вечный Король исчез под грудой острых неподъемных обломков.
Зигмар, все-таки поднявшись, сделал неверный шаг к упавшим камням. Если оставался хоть шанс на спасение Малекита, он собирался попробовать. Но, когда он приблизился к краю расширявшейся пропасти, из пустоты вынырнула темная фигура — и врезалась в него.
Зигмар развернулся к бросившемуся на него Архаону. Пальцы Всеизбранного нашаривали его горло. Владыка Конца Времен бессвязно ревел что-то, колотя Зигмара, но слова его терялись в завывании разраставшейся бреши. Зигмар ударил противника Гхал-Маразом, но Архаон, удержавшись на ногах, успел ухватить рукоять молота. Долгий миг двое мужчин боролись, балансируя на краю пустоты.
А потом они исчезли, пропали, провалились в клубящийся мрак.
ЭПИЛОГ
Осень 2528-го
Неферата брела по развалинам Мидденхейма, пока мир умирал вокруг нее, и размышляла, зачем она сюда пришла. Она покинула сомнительную безопасность Сильвании, оставив королевство в руках своей главной соперницы и единственной подруги Халиды, отправившись в несомненно обреченный Мидденхейм. Неслась в истерзанных небесах, то и дело понукая адского жеребца, заставляя его лететь все быстрее и быстрее, а почему — она и сама не могла объяснить. Ее латы были обожжены и изрублены, ее тело — изранено, но она не чувствовала боли. Для боли уже не осталось времени, как и для страха — и для всего прочего кроме печали. Она посмотрела вверх и увидела горящее небо. Ее скакун, который ждал у северных ворот, возбужденно заржал.