Разве могла я обойтись без осеннего Нью-Йорка?
Разве кто-нибудь смог бы?
Именно сейчас, а не весной, в воздухе разливалась магия, заставляющая бродить по засыпанным дорожкам, шуршать листьями, читать любимую книгу в кафе, всматриваться в будущее сквозь ясный, абсолютно прозрачный воздух: кто согреет, когда наступят холода? Осенью в Нью-Йорке влюбляются или вспоминают о любви.
Я вздохнула - похоже, и на меня подействовала эта атмосфера. Шла и смотрела по сторонам - парочек стало гораздо больше. Раскуплены билеты в кино; переполнены кофейни. Многие держатся за руки или сидят, обнявшись на скамейках. Выгуливают собак. Дети бегают вокруг счастливых, вновь открывших для себя чувства родителей; пожилые пары трогательно поддерживают друг друга, переходя через оживленные дороги. Велосипедные звонки тренькают весело и задорно, добавляя звенящего ощущения счастья. Парни пишут романтичные песни; девушки пританцовывают и громко смеются. Становится все темнее и люди стремятся друг к другу: в каждом я чувствую свет. Осенью живут для того, чтобы быть понятыми и любимыми. И чаще всего наступает тот день, который меняет всё. Случайные встречи и такие же случайные расставания; ссоры, разрушающие длительные отношения. Мимолетные взгляды или оброненные ключи, приводящие к знакомствам и историям на всю жизнь; а может быть - разочарованиям. Озарения, меняющие взгляд. Идеи, приносящие огромные деньги; и выигрыши, уничтожающие привычный уклад. Притворство, чтобы не остаться одному и готовность к одиночеству, лишь бы другой был счастлив.
Нью-Йорк хранит память о множестве таких дней и историй.
И у меня был такой день далеко в прошлом. День, когда я окончательно осознала свое предназначение. Меня готовили к нему, практически, с рождения - объясняли, показывали, развивали психологическую и физическую выносливость. Со мной и моей семьей работали лучшие специалисты и пси-кинетики. Для меня это было игрой, неправдой, описанной в книгах и фильмах. Но подсознательно я копила факты, говорящие об обратном.
И они лавиной обрушились на меня в один день. Достаточно было какой-то вскользь брошенной фразы, сработавшей как тумблер, чтобы я осознала от начала до конца, кто я.
После этого мы и уехали в маленький американский городок. И это было решение, за которое я очень благодарна родителям.
Я свернула в знакомую кофейню, села у окна и заказала огромную чашку какао с маршмеллоу. Внутри меня поселился холод, который трудно было растопить с помощью горячего напитка. Холод одиночества, который отступает лишь перед руками и голосом другого человека.
И я знала, кому они должны были бы принадлежать.
Но осень в Нью-Йорке полна таких дней, который разворачивают тебя на сто восемьдесят градусов, сбивая с ног. А жизнь, к сожалению, не может быть поставлена хореографом. Потому ты падаешь. Чтобы снова подняться и идти дальше.
Вернувшись домой, уже совсем поздно, я сделала то, что делала всегда, когда чувствовала душевный дискомфорт. Включила музыку и начала танцевать, выдавливая из крови лед и боль. Тело расслабилось, а вслед за этим ушло и душевное напряжение.
Но спать пока не хотелось.
Я достала компьютер и поставила очередную флешку. И когда рокочущий звук пережевываемых камней и чего-то древнего, смертельно опасного заполнил комнату, сосредоточилась на просмотре.
- Кьяра, у тебя все в порядке? - обратилась ко мне Тайя.
Мы с девчонками закончили в балетном классе и отправились перекусить перед занятиями у Джонатана. Как-то незаметно, всего за неделю, Марта, Тайя, Санни и я стали если не подругами, то близкими приятельницами, связанными общим делом и сложностями. И от этого было тепло, как от большого шерстяного шарфа, укрывавшего от порывов осеннего ветра.
Я моргнула и посмотрела на задавшую вопрос брюнетку:
- Конечно. А почему ты спросила?
- Выглядишь усталой и… отрешенной какой-то.
- Плохо спала, - пожала я плечами.
И все еще расстроена. Но причину объяснять не собираюсь.
Мы взяли еду и уселись за свободный столик, поймав неприязненные взгляды нескольких девиц. Академия оказалась вполне спокойным и дружелюбным местом - да, здесь занимались месяцами, но, как правило, у большинства основная учеба и работа были в другом месте, потому серьезных трений и связей не возникало. Но когда кто-то попадал на стажировку к таким монстрам хореографии, как Джонатан, ситуации, это становилось предметом острой профессиональной зависти: ничего личного.
Хотя личное иногда тоже - Элла Родгар так и не успокоилась. Я знала, что она пустила по академии грязный слух, что я получила место в группе благодаря особому отношению хореографа, но успеха эта история не имела, поскольку большинство студентов все-таки были взрослыми людьми, занятыми своими проблемами.