Выбрать главу

Кьяра. Его возрожденная надежда.

Находиться рядом с ней было подарком и проклятием. Где его прежняя уверенность в себе и правильности действий? Ведь всегда добивался, чего хотел и был уверен в своих желаниях. И получал что ему было нужно легко. Так же легко отказывался, когда ему что-то не нравилось. С самого детства, пусть то и прошло непросто, жизнь  представлялась ему понятным занятием.

Похоже, он просто не жил.

Он думал, что знает все об этом мире. До встречи с ней. А теперь пребывал в постоянном смятении. Но в этом беспорядке и хаосе, который воцарился в его мыслях и жизни с появлением Кьяры, было больше настоящего, чем во всех предыдущих событиях, вместе взятых.

Что он там говорил? Не любит сюрпризов? Он был идиотом. Идиотом, теперь заново открывающим для себя этот мир.

Итоги пребывания в Академии стали для него неожиданностью. Хореограф приехал сюда научить талантливых студентов чему-то новому, возможно, пополнить свою труппу, а в итоге, они сами научили его. Искренние. Пылкие. Сомневающиеся. После шоу он планировал предложить постоянное место Марте и Дрейку. Хореограф чувствовал в них непростые истории - в каждом движении - и было интересно, сумеют ли они направить свою судьбу в нужную сторону.

Он давно работал только с профессионалами, горящими танцем. Но и не заметил, насколько сильно повлияла на тех профессия. Они четко знали в чем их плюсы и минусы, как надо танцевать те или иные партии, давно уже выбрали любимые стили и продолжали совершенствоваться. Но у них не было того, что Джонатан увидел в своей новой группе.

Любопытства. Желания пробовать и пробовать что-то новое. Поиска. И то, что он снова стал вместе с ними ищущим, приводило его в восторг. Тот восторг, отголосок которого он увидел во взгляде Кьяры.

Сладкая, желанная, манящая.

Да уж, дров успел наломать. Но ничего, найдет способ исправить. Приручить. Он заберет её в труппу. И сумеет полностью раскрыть даже не талант - душу танца. «Дуэнде», которые так чтят танцоры фламенко. Внутренний дух, объединяющий человека, его эмоции, музыку и танец. Раскрыть не для неё - она знала, похоже, о себе всё - но для других. И тогда Кьяра сможет разговорить богов этого мира. Потому что, когда целиком отдаешь себя духу танца, он становится молитвой.

Джонатан пока не понимал, как будут складываться их взаимоотношения. И дело уже было не в принципах - к черту! когда речь идет об этой девушке. Он действительно не представлял себе, как будет разруливать возникшие сложности. Но уже не мог отказаться от её присутствия в жизни; и как хореограф, и как мужчина.

Не сбежит.

Джонатан торжествующе улыбнулся и потянулся.

Пора было готовиться к заключительному этапу.

- «Смерть», «Ненависть» и… «Свобода» - объявил он и внимательно посмотрел на Кьяру. От него не укрылось, как та вздрогнула и чуть ощетинилась. Побаивается его? Или уже вошла в роль?

Их танец втроем будет кульминацией постановки, после которой все пойдет  по наклонной. Жизнь завертится в привычном ей ритме, распадется на множество осколков и канет в тумане сцены. Но прежде они должны завести зрителей.

Тем покажется, что всё нормально, они понимают и могут выдержать танец;  потом вспыхнут от страстных объятий. Но дальше он хотел их напугать, развалить представление о мире, так же, как Кьяра развалила его.

Он усмехнулся про себя - дошел ведь до ручки. Мстит будущим зрителям. Но это было нормально для любого творца. Делать для зрителя - делать для себя. Писатели с помощью слова решали собственные проблемы, раскрывали свое внутреннее «я» через проекцию страхов и боли. Они находили в книгах утешение и возможности.

Так же, как он находил их в танце. Достаточно было станцевать препятствие - и появлялась возможность его преодолеть.

Он поставил довольно сложную аранжировку, чтобы связать свое собственное видение смерти и то, что могут показать девушки. Кьяра тяготела к стрип-пластике…не думать о том, что она вытворяла в клубе перед голодными уродами; он еще припомнит ей это!  Марте же больше всего подходил «солеа» - форма песни и танца фламенко, отражающая одиночество - ненависть всегда шла по дороге одна и Марта, в её борьбе с самой собой не должна забывать об этом.

Мелодия стала ритмичной, чтобы подстроить  под неё любое движение; в то же время, имела собственную периодичность. Отстраненность, мягкие переливы, тягучие всхлипы, сменяющиеся тяжелым рокотом моря и обрушивающимися камнями в горах. Он сделал знак Марте начинать, и девушка вышла на середину.