— Я приехала в Нью−Йорк с сумкой, спортивных шорт и спортивных бюстгальтеров, и Диана взяла меня на шопинг. — Она вздохнула. — Те дни. Это было похоже на сон. Как фильм. Я жил в её гостевой квартире у Центрального парка. Она кормила меня, как никогда раньше не кормили. Трехразовое горячее питание. Если бы я могла, хоть на минуту, вернуть то чувство постоянной благодарности и счастья, которые я испытала в течение этой первой недели. Даже к простейшим вещям. У меня не было никаких хлопот. Мне не приходилось заботиться о моих братьях или подметать магазин. Она отвела меня на вечеринку Донны Карнеги на Пятой авеню к самым искушенным людям, которых я когда−либо видела. Ты уверена, что не состоишь с ними в родстве? Я вижу немного сходства.
— Никогда её так не рассматривала.
— А следует. Продолжу. Я даже не позвонила родителям, но уже знала, что нашла цель в жизни. Это были лучшие недели моей жизни. Диана позвонила мне домой, в то время это было очень дорого, и сказала родителям не волноваться. Все было здорово. Моя сестра рассказывала, что все в школе просто умирали от зависти.
За те двадцать минут, что Лора провела в «Бакстер−Сити», солнце постояло в зените и направилось к горизонту, удлиняя тени и согревая мир желтоватым светом. Она задавалась вопросом, добралась ли Руби до выставочного зала, как себя чувствует полностью выжатая Ровена, и отправил ли Чейз снимки. Ей действительно не хотелось слышать историю Пенелопы. А отступать поздно.
— Миссис Сидуиндер, я…
— Я пошла на свою первую фотосессию в понедельник. Абсолютно неприемлемо, после выходных. Я не хотела идти, но Диана сказала, что все уже заказано. Она не могла отменить эту съемку, и попросила просто сделать пару фотографий. Его звали Франко. Диана сказала, что он достаточно известный фотограф, и, что со мной пойти не сможет. Я так никогда и не узнала, знала ли она, что он со мной сделает. Но теперь это не имеет значения.
— Кажется, я поняла. — Лора не хотела слышать продолжение истории.
— Студия была в центре города, до того, как центр города стал тем, чем он является сегодня. Не сосчитать, сколько крыс мне пришлось обойти. Но я думала: «Ах, такое происходит повсюду. Я все увижу и все сделаю». Это добавляло мне уверенности. Что ж, он не мог быть более обычным. Низкий и потрепанный. Я сделала макияж и вошла в свет. Он настраивает камеру, делает несколько снимков и говорит, что я отлично выгляжу. И я ему полностью доверяю. И затем, глядя в объектив камеры, он говорит: «Ты когда-нибудь сосала мужской леденец раньше?»
Лора чуть не поперхнулась пирожным.
— Именно, — сказала Пенелопа. — Когда я отреагировала, он сделал снимок, а затем сказал: «Ты же понимаешь, что прежде, чем уйдешь отсюда сегодня, ты будешь сосать мой леденец?». Еще щелчок затвора, и я подумала, что, должно быть, он говорит: «Ты любишь леденцы на палочке?», и я говорю: «Нет, спасибо, я не хочу». Но он проигнорировал меня. А дальше стал говорить такие грязные вещи, которые я даже не повторю. И прямо перед тем, как я начала плакать, он сделал последнюю фотографию со словами: «Что я скажу Диане, когда ты уйдешь?». — Она отхлебнула чай и поставила чашку на стол. — Лора, я знала, что мне придется это делать.
— Нет.
— Что мне оставалось делать? Как я должна была вернуться домой в Кентукки? Что в моей сумке? Стыд? Провал? И что мне теперь делать? Играть в волейбол в университете, выйти замуж за парня из моего класса и завести детей? Нет. Я больше не была оттуда родом. Я изменилась на той неделе. Недостаточно, чтобы иметь друга, к которому можно обратиться, и, конечно, недостаточно, чтобы отказать ему. Все, что мне нужно было сделать, это пройти через это.