Руби кинулась к ней с объятиями, а мама пошла на кухню за еще одной чашкой.
Ни Лора, ни Руби чай не любили, за исключением странного красного африканского сорта, который подают в клубах с оборотом по тридцать тысяч долларов в год, они грели руки чашками с горячим чаем и сахаром, положенным по маминому усмотрению.
— Они взяли у меня мазок, — пожаловалась Руби. — Знаешь, как это было унизительно? Они надели перчатки и стали царапать мне щеку, и дядя Грэм позволил им.
Она заплакала.
Лора подняла руку.
— Если собираешься устраивать драму в стиле CBS, я иду спать.
Поразительно, но ни мама, ни Руби с ней не стали спорить — она поняла, что это потому, что они были совершенно растеряны. Она стала главной. Это было все равно, что посадить за руль слепого.
— Руби, я хочу просто тебя спросить, — сказала Лора, стараясь подобрать правильные слова, — ты руководила модельным агентством с несовершеннолетними девушками с Томасиной?
— Когда бы у меня было время этим заниматься? Я все время работала над «Портняжным сэндвичем».
Лора так не думала. Руби, легко могла выкроить пару часов и управлять одним или двумя агентствами на стороне: несколько телефонных звонков, несколько воздушных поцелуев на вечеринке, чтобы адвокат составил один или два контракта.
— А Томасина?
Руби покачала головой.
— Нет.
— А как насчет фонда «Белой Розы»? Для сирот в Восточной Европе? Это было в деле Томасины, и я только что узнал, что Шмиллеры тоже в этом замешаны.
Мама суетилась с чайными ложками и сахаром.
— Я не хочу, чтобы ты расстраивала свою сестру, дорогая. У нее был плохой день.
Лора никогда не была из тех, кого сдерживала мама.
— Она занималась им одна или с кем−нибудь? Или этим кем−то была ты?
Руби ответила кратко, как человек, у которого нет другого выбора, как только подчиняться, для своего же блага.
— Я не знаю, не знаю, и нет.
— Разве вы не жертвовали в этот фонд?
Руби фыркнула и кивнула, шумно цедя по каплям чай.
— Мы вообще−то обе сделали пожертвования.
Она почти забыла — обед и речь до того, как Руби и Томасина поцеловались и помирились, в то время как Лора сидела и давилась от обиды. Модель, пережившая всеобщее недовольство публики и едва не потерявшая Рокель в качестве агента после того, как скинула Руби с подиума, пригласила их на обед и рассказала свою историю. Томасина не была злой. У нее было много мыслей, особенно о ситуации в Восточной Европе с красивыми молодыми женщинами. Ужасные страдания. Изнасилования. Убийства. Последствия войн и худшее, конечно, экономические бедствия, которое западный мир игнорировал, потому что жертвы были белыми и красивыми. Страдания молодых девушек в странах третьего мира, в Венгрии и Словакии, были жестокими, даже, по−видимому, в сравнении с тем, что происходило в Африке и арабском мире. Лора пришла в плохом настроении, и полная решимости оставаться в таком состоянии, молча, терзала еду на тарелке. Руби, благослови ее Господь, прослезилась над её историей как дождевое облако. Несмотря на свое хладнокровие и репутацию, Лора не выдержала слез сестры и подписала чек.
— Была еще брошюра, да?
— Да, у меня лежит. — Руби махнула рукой вниз. — В коробке в моей квартире.
— Ну, это может подождать, — сказала мама, забирая все три чашки одной рукой. — Полиция все там опечатала. Дядя Грэм может помочь вам пробраться туда. Мы позвоним ему завтра.
Лора посмотрела на Руби, дядя Грэм может спать допоздна, несмотря на все заботы.
Мама протестовала на каждом шагу. Во имя хорошего ночного сна. Во имя собственной защиты. Во имя их гарантийного депозита. Во имя закона.
В квартиру Руби был только один путь, по которому можно было пройти, не нарушив полицейских печатей, и он шел через чулан для метелок. Дом строился по вертикальному принципу. В подвале располагалась кухня, этаж выше, выходящий на крыльцо, был отдан под жилые помещения, а на верхних этажах располагались спальни. Он был предназначен для одной семьи с кухонным лифтом, чтобы передавать еду. Но во время Великой депрессии нижний этаж был переоборудован в отдельную квартиру, лестница была закрыта. Пространство под ступеньками на верхнем этаже было переделано, добавили пол, двери и стены. В квартире Руби внизу было два шкафа: исконный, который был под лестницей, идущей с верхнего этажа, и один над лестницей. Если открыть двери старого шкафа, можно было найти ступеньки, которые сестра переоборудовала под полки. Если бы Джимми их разобрал, то получился бы один большой длинный шкаф, но он, на их удачу, этого не сделал.