Лора как ураган ворвалась в шкаф для метел и вытащила десятки чистящих средств, неописуемое количество обувных коробок, набор старинных чемоданов «Samsonite», с которыми уже никто никогда не поедет путешествовать, и рулоны стеллажной бумаги. Как только пол стал чистым, она осмотрела его края. Абстрактный линолеум из пятидесятых свернулся в углах, где клей отклеился от палки, и она была уверена, что грязь, которую она только что стерла, была здесь пятьдесят лет. Она ухватилась за самый многообещающий угол и дернула его как можно дальше и Лора сделала так же на других углах, производя треск, треск, хрюканье, что заставило ее радоваться, что стены между зданиями были каменными. Последний кусок оказался самым крепким, и её пришлось использовать плоскогубцы, чтобы оторвать линолеум от его места. В конце, в проеме шкафа не осталось ничего, кроме двухметрового куска линолеума, прикрепленного к центру шкафа, и сморщенного старого пола. Попасть вниз было невозможно.
Мама стояла позади нее, сложив руки.
— Не делай этого.
— Я помогу, — сказала Руби, вытянув руки.
— Нет, я сама.
Но Руби было не удержать и мама, видя, что ее дочери собираются сделать именно то, что она им запретила делать, смиренно вздохнула.
Лора осмотрела бардак в коридоре и нашла беспроводную дрель. Она проверила заряд, на шестьдесят пять процентов пустой, или на тридцать пять процентов полный, если придерживаться оптимистичной точки зрения. Инструмент завибрировал, как семифунтовый сверчок, когда она нажала на курок. Она передала инструмент маме.
Мама присела, и дрель застонала, продетая в отверстия под винты, проделанные там шестьдесят лет назад. Естественно, что, когда они вытянули все винты, они обнаружили гвозди, которые нужно было вырвать отверткой или задней части молотка, или ножом для масла. Для некоторых потребовалось всего три удара, и Лора с матерью вырвали их вдвоем в тесном шкафу. Последний гвоздь сидел настолько плотно, что матери пришлось просверливать фанеру вокруг него, чтобы потом выдернуть все плоскогубцами.
Они были потные и уставшие, но зашли слишком далеко, чтобы сдаться. Мама взялась за лом, чтобы вырвать доски. Для этого ей пришлось выйти из проема шкафа в прихожую, которая превратилась в дикую свалку хлама из шкафа и кусочков линолеума, которые они вырвали.
Фанера приподнялась, затем упала с громким хлопком обратно, пахнув на них затхлым воздухом. Мама снова поддела ее, чтобы они могли схватиться за него руками, а потом подставить плечи. Мама постаралась дернуть его к двери, но это ни к чему не привело, потому что фанера была больше рамы, которая опоясывала шкаф. Лора, которая была меньше, залезла внутрь, перевернулась, чтобы вытолкнуть кусок деревяшки к двери. На это требовалось гораздо больше сил. Вырвать фанеру не удавалось, но она смогла освободить достаточно места, чтобы посмотреть, что там под ней.
Шкафчик Руби был таким же аккуратным, как и все остальное в доме. Чистящие средства, которые использовались регулярно, лежали, как младенчики, в милых клетчатых коробках. Лора была уверена, что, войдя она в углы, не увидела бы ценной шестидесятилетней чужой пыли.
У мамы наготове уже были фонарики.
— Я иду спать, — сказала она. — Не хочу в этом участвовать.
Она поднялась наверх, как будто можно было, сказав задним числом, отменить свое соучастие.
Руби, уже была готова. Лора спустилась, выбивая ящики с вещами, прежде чем открыть дверь шкафа. Они не осмеливались включать свет или направлять фонарики в окна, где их могли увидеть шпионящие журналисты. Сестра схватила ее за руку и потащила в спальню.
Руби выдернула из−под кровати коробку в горошек и, опустившись перед ней на колени, скинула крышку. Она вытащила стопку бумаги и половину стопки отдала Лоре.
— Это здесь, — сказала она, листая свою половину. — Где−то… Ах! Вот.
Они сгрудились в углу и поднесли фонари к бумаге. Брошюра представляла собой полноцветную брошюру на восемь страниц для организации «Белая роза», организации, занимающейся тем, чтобы обезопасить девочек, занимающихся проституцией в Восточной Европе.
— Переверни назад, — прошептала Лора. Там они увидели фотографию Томасины с просьбой о пожертвованиях с размашистой и витиеватой подписью, и упоминанием о неизвестном сопредседателе Рудольфе Фоше. — Рольф?
Руби пожала плечами и перевернула брошюру. На обложке красовалась довольно молодая, улыбающаяся, на прекрасно подсвеченном фоне, с простой прической и в потрепанной одежде, девушка с глазами−фрикадельками.
Лора сразу узнала ее.