Она побрела к кухне, где он рылся под прилавками, гадая, хочет ли он быть с ней или ему нужен «Aire−pur 2100».
— У меня нет ничего приличного, — сказал он. — Времени на этой недели совсем не было. — Он протянул две бутылки, держа их за горлышки. Ярлыки были цветными, на них были слова. Успокаивающий гул машин на улице, отключил её мозг совсем, а соленый запах его тела был так близко, что ей захотелось закрыть глаза, чтобы вдохнуть его чуть глубже.
Но она должна была сделать выбор. Светлая этикетка или темная. Плавный изгиб шеи или нет. Оба почернели и покраснели. Она посмотрела на его руки и заметила мозоли на внутренней стороне большого пальца правой руки, где лежали ножницы, когда он разрезал тысячи ярдов ткани. Раньше он был никем. Перед шоу. Наверное, еще до Грейси. Она протянула руку и коснулась его руки, ища место на указательном пальце, куда вставлялись булавки, чтобы разрезать, драпировать, шить, придавать размер плоской ткани. И он позволил ей это. Он позволил ей дотронуться до своей руки.
Он поставил бутылки на стол, потому что, в самом деле, какая разница, какое вино она хочет? И ей хотелось совсем не вина. Ей хотелось посмотреть на его руки и коснуться загрубевшей кожи. Это удивляло, потому что, во−первых, Лора никогда не думала, что она действительно сделает это. Во−вторых, она никогда не принимала сознательного решения поднять его руку к своим губам и поцеловать черствую мозоль на внутренней стороне его большого пальца. Но она это сделала.
Это было дико для нее, но это полностью прорвало шлюзы, которые её сдерживали. Когда ее губы коснулись его руки, он прикоснулся лицом к ее шее. Колени у Лоры подогнулись, и Джереми обнял ее за талию, чтобы удержать ее. Вот почему она пришла? Да, она знала это сразу. Это было то, ради чего она пришла, и то, ради чего он пригласил ее. Это не казалось чем−то неправильным. Это было, наконец, естественной кульминацией их дружбы.
Они споткнулись о мебель, которая казалась такой редкой минуту назад, и он направил ее к комнате за закрытой дверью. «Боже мой, — подумала она, — спальня.» Так оно и было. с Джереми. Это случится. Она сомневалась, что сможет остановить, приостановить или замедлить его, но это было необходимо.
— Джереми?
— Не волнуйся.
— Нет, Джереми, правда.
Он прижал ее к дверному косяку, заставляя её обхватить ногами его талию, и уткнулся лицом в ее шею, шепча:
— У меня не может быть детей из-за фиброза. Не волнуйся.
Она вообще не думала об этом, хотя знала, что должна бы.
Должно быть, он почувствовал, как она напряглась.
— Говори, — сказал он, хотя она едва бы смогла это сделать.
— Мне жаль.
— Не начинай так.
— Я должна тебе сказать.
— Мне плевать на гипс.
— Не это.
— Расскажи. Быстро. Ты сегодня моя, что бы ты ни сказала. — Его руки скользнули вверх по ее бедру и под юбку.
Каким−то образом она смогла сложить слова.
— Я никогда… ну, ты не знаешь…
Он действительно достаточно долго перестал целовать ее, чтобы спросить:
— Правда?
Она почувствовала, что все остыло на полградуса, и быстро заговорила, чтобы они могли вернуться к продолжению:
— Моя сестра крала всех моих парней, поэтому я сдалась, а потом… потом появился ты.
— Ты хочешь подождать.
— Нет! Я просто не хочу, чтобы ты удивлялся.
— Я понял.
Дверь спальни со свистом распахнулась, когда он открыл ее.
Он был хорош. Очень хорош. Милым в том смысле, что не был ни слащавым, ни циничным, ни фальшивым. Просто хорошим, даже с ее чертовски мешающим гипсом. На самом деле таким приятным, что ей стало интересно, с кем, черт возьми, она имеет дело. Лора удивлялась, как этот милый человек развил в себе резкие профессиональные манеры, которые были его фирменным знаком. В последующие часы он проявил сотню маленьких добрых чувств. Он принес ей воды. Он прикрывал ее, когда ей было холодно. Он убедился, что ее подушка взбита. Он много смеялся. За все шесть лет, что она его знала, она никогда не видела, чтобы он так смеялся, как в те первые часы близости. «Джереми, — подумала она, — я никогда не знал тебя».
— Я должен был просто стукнуть тебя по голове и затащить тебя сюда много лет назад, после того дня, — сказал он. — Было семь тридцать утра, а ты уже была в офисе. Я принес тебе кофе. Я был зол на что−то. Вероятно, Грейси опять что−то мне запретила. Мы сорились из-за этого все время. Больше, чем из-за чего−либо. И там была ты с блузой «Гармония» на столе.